Хочу тебя любить

– Ты же гордая, Центурион, – сказав это, какую-то странную гримасу проталкивает. Старается улыбнуться? Лучше не надо. Мурашки по коже. Дичайший озноб. – Я не заслуживаю, чтоб ты убивалась. Просто… Просто забудь меня, – говорит это и закусывает губы.

Натужно тянет воздух. Я сглатываю и повторяю за ним.

– М-м-м… – пытаюсь запустить ответную реакцию. – Просто? Хорошо, – для верности киваю. Вдруг не слышит? Хочу, чтобы слышал! Прочищая горло, повышаю голос. – Вообще легко забуду, – но выдаю это обманчиво равнодушно. Бойка же, стискивая до скрежета челюсти, громко и сдавленно сглатывает, резко зажмуривается. Потому что там, в его глазах, случается взрыв. Замирая, даже дыхание торможу, пока смотрю на него. А потом, наоборот, слишком громко и часто тяну кислород. Мускулы на его лице сокращаются и фрагментами дрожат. – Что ты делаешь, Кир? Зачем? – тихо спрашиваю, когда он, справившись с эмоциями, открывает глаза.

Ухмыляется демонстративно. И быстро гасит эту показуху. Задолго до того, как выдает надтреснутым хриплым голосом:

– Я просто задолбался. Не тяну все это. Не создан.

– Для чего не создан? Для отношений?

– Угу, – и снова взгляд уводит.

– Значит, расстаемся? Больше не вместе?

Этим вопросом встряхнуть его пытаюсь. Он же громко вздыхает. Плечи и грудь высоко вздымаются. Резко опадают.

– Типа того.

– Типа того? – уточняю я, не обращая внимания на то, как в груди гулко стучит сердце. Чувствую ведь, что его собственное сейчас разрывается. Так зачем? Что случилось? – Что ты делаешь? – повторяю шепотом, с выразительной дрожью. – Кир? Скажи, что это шутка!

Когда пытаюсь взять за руку, он резко отшагивает и отворачивается.

– Разве так шутят? – надсадно выкрикивает в темноту. А потом уже тише и жестче – мне в глаза: – Нет, так не шутят.

Взглядом убивает. Убивает же…

Молчу, чтобы не позволить эмоциям выйти из-под контроля. Осознаю, что должна оставаться собранной и решать проблему в полной ясности разума.

– Зачем это все, Кир? Любишь же…

Договорить он мне не дает. Полностью отворачиваясь, пытается уйти.

– Надеюсь, ты была счастлива, – бросает вместо точки.

Я наглею. Быстро преодолевая расстояние, ловлю-таки Бойку за рукав куртки. Он задерживается. Если бы хотел, ушел бы, конечно. Однако тормозит ведь. Позволяет обойти и снова посмотреть в глаза.

При новом контакте мы, определенно, по несколько лет жизни теряем. Воем внутри. Кровоточим. Умираем. И оба это отчетливо понимаем.

– Счастлива, говоришь? – с дрожью спрашиваю я. – Нет! Это были худшие три недели в моей жизни! Знаешь, почему?

Война, да. В любви по-другому нельзя. Не просто стружка между нами летит. Эта словесная потасовка кроет на куски наши души.

– Почему?

Спрашивает, потому что не плевать, как бы ни хотел показать.

Маугли, блин. Мой же… Мой.

– Потому что завтра тебя не будет. И послезавтра. И послепослезавтра… – выдаю очень тихо, позволяя слезам скатиться по щекам. Пусть видит. – А я буду думать о тебе. Буду вспоминать. Ты же тоже будешь? Будешь!

– Нет… Нет, я… – натуральным образом заикается. Жаль, не вижу его лица. Наверняка и там все маски слетают, прежде чем собирается с силами и жестко выцеживает: – Я не буду.

Сердито смахиваю слезы, чтобы врезаться в него визуально и по новой разбиться.

– А я не верю тебе, Бойка! Не верю! И что бы ты сейчас ни сказал, не поверю! – воюю с ним за нас. Не сдамся. Даже если придется разбиться насмерть. Приподнимаясь, сокращаю расстояние до предела. Заглядывая в глаза, врываюсь в душу. – Ты же взломал мое сердце. Как теперь, Кир? Как теперь?

Он морщится, судорожно тянет воздух и в тон мне тихо выдает:

– Если бы я мог оставить тебе свое, я бы оставил.

Блеск в глазах усиливается. Ловлю в нем свое отражение. Киваю, давая знак, что понимаю и принимаю.

Что же ты творишь?

Господи, Боже мой…

– После всего? После всего оставил бы? – сокрушенно качаю головой. – А оно и останется, Кир. Хочешь ты или нет… Я не отдам! Слышишь меня? Не отдам! Хочешь уйти – уходи. Иди, Бойка! Иди! А оно останется! – выкрикиваю ему в лицо, скребя ногтями по грубой ткани куртки. В глаза, в губы – кричу. – Уходи же! Иди!

Кир сжимает веки. Тяжело тянет воздух. Играя мускулами, сжимает челюсти.

– Борись. Сражайся. Давай, давай… Ничего не получится! Все равно не отдам, – сама не знаю, откуда столько энергии беру.

Я его заклинаю, и я же его проклинаю. Порознь не будем. Уверенность горит во мне вечным пламенем и придает несметные силы.

Бойка молча отцепляет мои руки от своей куртки. И тогда я вцепляюсь в его ладони. Одновременно вздрагиваем. Кожа к коже. Горячо. Интенсивно. Остро. Больно.

– На прощание поцелуй, – то ли требую, то ли умоляю. Одно точно – отчаянно. – Последний раз. Тебе ведь пофиг… А мне… Мне очень надо!

Смотрит так, будто я вновь и вновь его убиваю. Загоняю нож прямиком в сердце и ковыряю.

– Прости, я не могу иначе, – шепчу отрывисто, совсем тихо.

Губы дрожат. Изо рта вырываются разные звуки – хрипы и всхлипы. Все лицо в слезах. Но глаза требуют – добивай и ты меня.

Мы должны вместе умереть, чтобы когда-нибудь вместе воскреснуть.