Ход белой королевы

Но еще громче и дружнее аплодировал зал, когда Ворохтин дал слово Чудинову. Наташа могла сейчас еще раз убедиться, каким непреходящим уважением пользовался ее тренер среди спортсменов всей страны. Все вскочили аплодируя, все улыбались восторженно и почтительно, и Чудинов не сразу смог начать речь. Он стоял на трибуне, слегка щурясь под лучами прожекторов, которые безжалостно высвечивали и шрам, уходивший на виске под волосы, и сединки, кое-где уже проступившие. Маша Богданова аплодировала громче всех, так, что даже пришлось Наташе взять ее в конце концов за руку и усадить. Но Наташе и самой было несказанно радостно, что все так приветствуют человека, который сейчас ведет ее уверенно к самому трудному испытанию. С гордостью оглядывала она сидевших в зале других лыжниц, слыша, как Чудинов приветствовал приезжих - теперь уже от имени зимогорских физкультурников.

После торжественной части были танцы. Здесь Тюль-кин тотчас же подкатился к Наташе:

- Разрешите вальс-бостон?

- Нет, я уже обещала Степану Михайловичу,- ответила Наташа, поискав глазами в толпе Чудинова.

Тот, услышав, пожал удивленно плечами, но, догадавшись, подошел и, как заправский танцор, обнял Наташу за талию, шепнув при этом:

- Слушайте, какой я танцор! Вы же знаете прекрасно?

- Ничего, ничего,- шепнула ему Наташа.- Лучше все-таки вы, чем этот Фитюлькин. Ужас, как надоел!

- Из двух зол, вероятно, я не худшее, это правильно,- смиренно согласился тренер.

Они кружились среди танцующих, а Тюлькин ходил в некотором отдалении по кругу, терпеливо выжидая. Физиономия его то и дело появлялась либо за колоннами, либо из-за плеч танцующих.

- А Тюлькин-то, смотрите, сопровождает нас, как луна в лесу,- заметил Чудинов. Потом он вдруг поглядел на часы, присвистнул: - Хватит, Наташенька, отправляйтесь домой. Завтра ведь такой день! Я вам дал нарочно передохнуть, но сейчас уже время.

- Ну, хоть еще один танец! - жалобно взмолилась Наташа.

Чудинов был неумолим:

- Довольно, вам пора спать. Вы что, забыли, какой день вас ждет завтра?

Наташа заупрямилась:

- А вы чем-нибудь еще интересуетесь в жизни, кроме лыж?

- В настоящее время ничем. Всем другим начну, может быть, интересоваться после спартакиады. Ну-ка, живенько, марш!

Он повел было ее под руку к выходу, но Наташа высвободилась и одна вышла из зала. Чудинов минуту следил за ней, потом мрачно вздохнул. К нему подошел Ворохтин:

- Что вздыхаешь, товарищ Чудинов?

- Да вот девушку опять обидел. Ей танцевать хочется, а я ее спать отправляю. Режим.

- А как считаешь - завтра?..

- Считать нам нечего,- отвечал Чудинов,- за нас секундомер посчитает.- И он зашагал к выходу.

Вечер был чудесный, хотя мороз с каждой минутой становился крепче. Даже дышать было уже нелегко. Ледяной воздух тысячами мельчайших иголочек колол ноздри, как сельтерская.

Провожая Наташу, Чудинов поднялся с ней на холм, под которым начинался парк с дорожками, превращенными в каток.

Здесь они остановились. Залитая лунным светом снежная равнина простиралась внизу под холмом, уходила к бледно высвеченным склонам далеких гор. Над стеной из елей стояли в небе редкие облачка, отороченные серебряной каймой. Слева подрагивали в морозной тьме огни города, и казалось, что они, мерцая, похрустывают от мороза. Иногда ветер доносил снизу, из парка, музыку. Чудинов и Наташа стояли рядом, невольно отдаваясь покою морозной ночи, вслушиваясь в него.

- Вечер сегодня какой дивный! Правда? - мечтательно проговорила Наташа.

- Да, хорошо. Чертовски хорошо!

Чудинов расправил плечи, глубоко вдохнул нестерпимо ледяной воздух, потом осторожно коснулся локтя Наташи, приглашая идти дальше.

Наташа попросила:

- Постоим еще немножко... Как музыка хорошо здесь слышна!

Оба прислушались. Далекий вальс то доплывал до них, то замирал.

- Тишина, - сказал Чудинов, - кругом тишина. И даль такая, словно сам плывешь со звездами из края в край Вселенной.

Луна, высвободившись из проплывавшего облака, серебряным светом своим коснулась лица Наташи. Девушка была очень хороша в эту минуту. Чудинов откровенно залюбовался ею. Вот она медленно повернула к нему свое лицо, которое, казалось, само светилось в полумраке, потянулась навстречу ему, полная открытой доверчивой прелести, и Чудинов невольно подался навстречу, но сдержался и даже отпрянул слегка, Наташа смотрела на него, чего-то ожидая.

- Волнуетесь? - спросил Чудинов.

- Нет.- Она тряхнула упрямо закинутой головой.

- Очень плохо. Надо волноваться.

- Ну, волнуюсь, волнуюсь. Успокойтесь.

- А мне чего успокаиваться? Я не волнуюсь. Наташа повела плечом.

- Ну да, конечно, вам все равно. Лишь бы кубок "Маяку" достался.

- "Волнуюсь, волнуюсь. Успокойтесь",- передразнил ее Чудинов.

Когда они подошли к интернату, какая-то темная фигура то расхаживала по крыльцу, то принималась подпрыгивать и яростно колотить себя руками крест-накрест по бокам и плечам, пританцовывая и крякая.

- Это еще что за ночной сторож?

Чудинов, отведя рукой Наташу себе за спину, шагнул к крыльцу.

- Это я, Степан Михайлович,- раздался знакомый голос. У говорившего, видно, зуб на зуб не попадал.