Сталин оторвался от бумаг и, поигрывая красно-синим карандашом, впился глазами в Александра Иннокентьевича.
– Чем взволнованы, товарищ генерал?
– Срочное сообщение из Югославии.
– Докладывайте!
– В одиннадцать пятьдесят четыре получена последняя радиограмма с известием, что в Дрваре высадилось свыше тысячи немецких десантников и сейчас там идёт бой. Рация нашей миссии пока молчит.
Сталин не спеша набил трубку и закурил. Выпустив жирный клуб дыма, он философски заметил:
– Видимо, полученные вами сообщения верны. – Антонов удивлённо вскинул брови. «Откуда это ему известно? Параллельный канал Берии? Или кто-то из моих мимо меня напрямую сливает информацию? Шерстить всех! Если там “крот”, надо будет свернуть ему шею», – мелькнуло в мозгу у генерала. А Сталин невозмутимо развивал свою идею и, кажется, догадывался, что за мысли роятся в голове Александра Иннокентьевича, получая от этого неподдельное удовольствие. Ведь, как ни крути, он снова был на высоте! – И положение там серьёзное. Ни по одному каналу не могут связаться наши товарищи со штабом Тито. Это не может быть случайностью. Чья же это работа, хотел бы я знать?.. Видимо, фашисты время зря не теряют.
«Отдел связи порву на кусочки!» – решил для себя генерал.
– Ну? – Корнеев потребовал ответа от вернувшегося с осмотра местности Зеленина.
– Фашистов я не заметил.
– Он «не заметил»! – передразнил его генерал-лейтенант. – А что ты вообще что-нибудь заметил?
– Чей-то дозор. Разглядеть не смог, но, скорее всего, это партизаны.
– Капитан, я сейчас тебя порву, как Тузик тряпку. Прибудем в Москву, я тебя лично по трибуналам затаскаю! С чего ты решил, что это были партизаны, если ты «разглядеть не смог»?
– С дозорными была собака.
– Какая?
– Обыкновенная собака, с острыми ушами. Похожа на овчарку.
– Подпалины рыжие? – оживился Николай Васильевич.
– Так точно.
– Восточноевропейская. Трибунал отменяется. Это Тигр, собака Тито. Всем вперёд!
Корнеев, Зеленин и группа охранения поспешили на соединение с отрядом маршала.
Курт Рыбака стоял в сливовом саду, опёршись на дерево, и нервно барабанил пальцами по стволу. Возле его ног, присев на корточки перед рацией, радист принимал ответ из штаба для гауптштурмфюрера.
– Группа капитана Рипке вышла на след. Он ведёт бой восточнее кряжа над Унацем.
– За ними! – скомандовал майор.
Глигорич устроил очередной привал под скалой, нависавшей над тропинкой, по которой отступала их многочисленная группа. Тито выглядел не столько уставшим, сколько подавленным. Да и остальные выглядели не лучше. Хуже всего было генерал-лейтенанту Корнееву, но тот ни звуком, ни видом не показывал, что каждый метр пути дался ему с большим трудом. На его лице не было ни кровиночки, оно стало землисто-серого цвета.
Югославская ставка никак не ожидала, что фашисты не станут пробиваться с рубежей партизанской республики, а ударят с воздуха в самое сердце контролируемых ими территорий. Что их основные силы, которые в обычное время сдерживали фашистов или отвечали на вылазки четников и усташей, будут парализованы этой тройкой врагов. Надеяться на быструю помощь своих не приходилось. Что делать? В каком направлении двигаться? Как не столкнуться с немецким десантом?
Несмотря на своё состояние, Тито нашёл в себе силы, чтобы не терять время понапрасну и как-то определиться со своими действиями. Он тут же, на тропе, начал совещание о дальнейших действиях группы. Помимо верхушки партизанского движения, участвовали в совещании генерал-лейтенант Корнеев и Рэндольф Черчилль. Выслушав мнение югославских коллег, в разговор вступил Николай Васильевич.
– Предлагаю организованно пробиваться на наш запасной командный пункт в Потоци. Мы успели подготовить это место.
– Разведка доложила, – ожил до этого молчавший, как истукан, главный телохранитель, – что все пути на Потоци отрезаны. Думаю, что, разбившись на несколько небольших групп, мы приобретём манёвренность и скорость, а фашистам преследовать несколько целей будет гораздо сложней. Надо идти на соединение с войсками Первой Пролетарской бригады.