Я осторожно покосилась на бывшую невесту Стража, основательницу Сайена. В черном наряде с расшитыми золотом манжетами и топазами, светившимися в полумраке, она словно бы облачилась в звездную пелерину. Длинные волосы переброшены через плечо, каждый локон точно завиток начищенной медной проволоки.
– Немудрено, что ты нацелилась на ядро… Да вот только напрасная затея, откровенно говоря. «Экстрасенс» неуязвим.
Лгунья! Мне вспомнился лабиринт Вэнс, зачатки страха.
Второй наследный правитель – убийца Лисс – не проронил ни слова.
Гомейса, страж Саргасов, пугал меня больше всего. Рефаиты, эти бессмертные создания, казались существами без возраста, однако в облике Гомейсы угадывались высокомерие прожитых столетий и невероятная жестокость. Под выступающими скулами зияли впадины, глубоко посаженные глаза горели злым огнем.
Он наслаждался бойней в Дублине. Учинив ее, Вэнс исполняла его пожелание.
– Ты поступила правильно, решив сдаться, – вещала Нашира. – Лишившись главаря, Каста мимов воздержится от войны и кровопролития.
Моя ладонь коснулась бедра Альсафи. Тот сидел, положив руки на стол, но, ощутив мое прикосновение, слегка откинулся в кресле.
– Двадцать Второй, сыграй что-нибудь, – приказала Нашира.
Я обернулась. В углу, облаченный в фирменные цвета Сайена, застыл один из верных приспешников Саргасов, «алая туника». Он мало изменился, если не считать зашитого рта.
– Уверена, ты помнишь Двадцать Второго, – безучастно заметила Нашира. – После бегства твоей шпаны ему вменялось в обязанность охранять резиденцию «Сюзерен». К несчастью, он позволил убийце-Рантану скрыться.
Я действительно узнала Двадцать Второго. Он присутствовал на банкете, затеянном в честь «алых туник».
Тем временем юноша поклонился и сел за рояль.
Рука в перчатке тронула мое запястье. Записка перекочевала из моих пальцев в огромную ладонь.
– Думаю, пора рассказать Пейдж про Второй Шиол, – произнес Джексон, закуривая сигару.
Сердце лихорадочно забилось. Нашира милостиво кивнула Джексу, и тот расплылся в благодарной улыбке.
– Да будет тебе известно, – зажурчал бывший главарь мимов, попыхивая сигарой, – что, несмотря на твой бунт, рефаим верен своему обещанию, данному еще в одна тысяча восемьсот пятьдесят девятом году, а посему намерен и впредь защищать человечество от эмитов. Для этих целей во Франции возведут следующий Шиол. Как видишь, наследная правительница возместила урон, причиненный тобою в сентябре, и обезвредила Касту мимов.
Двадцать второй исполнял салонную песенку, однако постепенно мелодия менялась, менялась едва уловимо.
Всего два переиначенных куплета – и песню практически не узнать, если не помнишь ее наизусть.
В зале звучала «Молли Мэллоун», но не в привычной, классической аранжировке. В таком замедленном, мрачном виде повстанцы пели ее на похоронах Финна и Кайли. На долю секунды я перенеслась на родину, уничтоженную Сайеном. И мысли о прошлом придали мне сил.
– Хватит валять дурака! – рявкнул Гомейса, и музыка оборвалась. – Пора раскрыть Сороковой ее дальнейшую участь.
Внутри у меня все помертвело.
– Да, час пробил. – Глаза Наширы неограненными изумрудами сияли во мраке. – Время… увещеваний истекло.
Кровь отхлынула у меня от лица. А она продолжала:
– Сороковая, мы неоднократно давали тебе шанс реабилитироваться. Однако ты пренебрегла этой возможностью и продолжаешь в своем упорстве отстаивать идеологию Рантанов, целенаправленно игнорируя угрозу эмима. Сохранить тебе жизнь означает презреть законы Сайена. – Нашира сделала легионеру знак, и тот развернул передо мной рукописный свиток. – Ровно через десять дней, первого января, тебя казнят здесь, в архонте.
Документ оказался смертным приговором за подписью верховного судьи. Мой взгляд забегал по строчкам, различая отдельные слова вроде «признать виновной» и «отродье». Пальцы Джексона крепче стиснули набалдашник трости.
– Твой фантом останется со мной в качестве падшего ангела. Может, это научит тебя повиноваться, – заключила Нашира.
В ушах у меня звенело. Какая наивность: столько месяцев противостоять Сайену и надеяться избежать смерти. Наверное, отцу тоже предъявили такой документ.
– Наследная правительница, прикажешь отвести заключенную в камеру? – подал голос Альсафи.
– Позже. Хочу побеседовать с ней наедине.
После короткой паузы трое рефаитов поднялись из-за стола и удалились. Следом легионеры вывели Двадцать Второго, чью выходку не заметил никто, кроме меня. Джексон слегка задержался, одарив меня напоследок выразительным взглядом: мол, одумайся, пока не поздно.
Двери закрылись, и мы остались вдвоем в гробовой тишине.
– Считаешь, люди того стоят?
Вопрос эхом прокатился по пустынной зале. Осторожно, ловушка. Нашира никогда не интересовалась человеческим мнением без веской причины.
– Отвечай!
– А рефаиты?
За окном висела убывающая луна. Нашира с безмятежным видом сплела пальцы.