Ход королевой

– Моя жизнь в руках Аллаха. Решает только Он.

– Раз так, может, это Он прислал меня, чтобы вас спасти?

Мохсен Фахризаде едко усмехается.

– Все равно никакой иностранный агент не сможет наброситься на меня здесь. Нас слишком много. Любой, кто попытается до меня дотронуться, будет побит камнями, как я сам будут через несколько минут швырять камни в стены, изображающие Сатану.

– Вы не понимаете, вашей жизни угрожает серьезная опасность.

Он выглядит удрученным, хотя по-прежнему смотрит в сторону.

– Вы женщина. Зачем вам, чтобы я, мужчина, вас слушал?

Он саркастически усмехается.

Он немного действует мне на нервы. Что ж, придется спасать его вопреки его воле.

В этот момент масса паломников, раньше шагавшая бодро, замедляет шаг, а потом и вовсе останавливается. Это происходит на середине моста Джамарат, соединяющего две скалы долины Мина.

Николь помнит, что девять лет назад 362 паломника погибли – задохнулись или были затоптаны – на этом самом месте.

Она настороженно встает на цыпочки и вытягивает шею, чтобы видеть поверх голов и анализировать ситуацию.

Этот мост – критически узкое место.

Ее стискивают со всех сторон. Мужчины и несколько женщин вокруг нее уже страдают от давки.

Она косится на Фахризаде. Тот зажмурился и шепотом молится.

Люди в белом вокруг нее тоже твердят молитвы.

Сама она, как велит коммунистическая доктрина, всегда считала религию опиумом для народа, средством манипулирования массами, особенно неграмотными.

– Надо выбираться, пока не поздно, – говорит она ему.

Но Фахризаде, не обращая на нее внимания, начинает молиться громче.

Это же моя техника использования толпы! Думаю, в этот раз к ней прибегла Моника.

Она поднимает глаза, уверенная, что увидит ненавистную конкурентку, следящую за ней откуда-нибудь с высокого этажа, но на балконах ближних отелей слишком людно, чтобы узнать на расстоянии ее лицо.

Извини, Моника, но я не дам тебе поймать меня в мою же ловушку. Я не хожу ферзем и конями, а ты не умеешь ходить пешками и слонами.

Продолжая размышлять, она невольно морщится от нарастающего напора толпы. Некоторые стиснуты так сильно, что не удерживаются от крика.

Я найду выход.

Она изо всех сил вытягивает шею.

Достаточно, чтобы все перестали думать только о себе и все вместе осознали происходящее, – и все будут спасены. Но, обуреваемые эгоизмом, они хотят идти, спасать свою шкуру, напирают… отсюда риск коллективной гибели.

Она лихорадочно размышляет.

Моника извлекла урок из своего провала в тот раз, когда я сыграла пешками. Теперь она выбрала правильный момент, правильное место, правильного человека. В точности как я на стадионе «Эйзель». Браво, моя школа! Она не повторяет старых ошибок. В этот раз мне не остановить людской вал при помощи автомобиля. Значит, будут погибшие.

Вокруг нее оглушительно вопят перепуганные люди.

Похоже, толкучка уже достигла пяти человек на квадратный метр.

Она закрывает глаза.

Спокойствие! Мне еще не поставили мат, я еще не загнана в угол. Всегда есть выход. Только не тянуть!

Но размышлять спокойно, когда на тебя налегают как минимум десять человек, в том числе твой объект охраны, становится все труднее. Вдобавок усугубляется жара: на мосту, под палящим солнцем, температура достигла 43 градусов.

Кто-то крадет у нее белый зонт, но она не в претензии, потому что надеется, что тень от зонта спасет кого-нибудь в преклонных летах, нуждающегося в нем больше, чем она.

Вокруг нее многие уже задыхаются. Всех несет вперед течение, подобное морскому. Плотность толпы неуклонно возрастает.

Она плотно прижата к иранцу, которого взялась охранять, и чувствует запах его пота – это запах страха.

Рядом кто-то дергается, и Мохсен Фахризаде падает. Его топчут, удар ногой в лицо приходится ему в переносицу, другой удар – прямо по носу. Кто-то грузный топчется по его животу, круша ребра. Николь ожесточенно толкается, чтобы его освободить, но его настигает новый удар – в ухо.

– Я ранен, мне больно, наверное, сломано ребро! – кричит он, теперь уже глядя Николь в глаза. – Доставьте меня в больницу, скорее!