Ход королевой

При этом у него не было желания дискутировать с другими учеными, он публиковал свои открытия, не сообщая о них коллегам. Он писал оскорбительные письма Готфриду Лейбницу, Роберту Гуку и другим великим ученым, позволявшим себе высказывать мнение о его трудах.

В 1693 г., после смерти матери и взрывов в его кабинете алхимии, он страдал депрессией.

Под конец жизни Ньютона английская королева Мария II назначила его хранителем Монетного двора – почетная должность, заключавшаяся в изобличении фальшивомонетчиков. Он отнесся к этому назначению очень серьезно и даже маскировался, чтобы захватывать их врасплох. Он участвовал в допросах, сопровождавшихся пытками, и охотно присутствовал при казнях приговоренных.

По свидетельствам знавших его людей, Ньютон всех на свете ненавидел. Он никогда не смеялся, навсегда остался холостым и даже девственником. Он терпел только своих многочисленных кошек – спутниц всей его жизни.

Эдмонд Уэллс.

Энциклопедия относительного и абсолютного знания

2

Вот и наступил момент, к которому я так стремилась.

Николь О’Коннор вздыхает с огромным облегчением.

Я так боялась ее не застать. Или, того хуже, что ее уже нет в живых.

Она узнает за толстыми стеклами очков серые глаза Моники, не утратившие красоты.

Не то что ее черные некогда волосы: совсем поседели.

Николь смотрит в упор своим единственным глазом на старуху, перегородившую вход в замок. Она забыла про дождь, про холод, про груз лет. Ей кажется, что она отыскала старую подругу.

– Можно войти? – спрашивает она, указывая на трость-клинок, явную угрозу.

Моника убирает свое оружие в ножны – в опорную трость. Николь принимает этот жест за разрешение и перешагивает порог.

Перед ней гостиная, вся в фотографиях без рамок, в картинах, в доспехах в человеческий рост.

Она аккуратно снимает мокрый плащ, ищет, куда его повесить, и, не найдя, кладет на подлокотник кресла. Потом подходит к камину, чтобы согреться, и трет озябшие ладони.

3

– Я уже потеряла надежду с тобой встретиться, – говорит Моника Макинтайр, подходя к Николь.

– Мне хотелось с тобой встретиться, пока я жива, – отвечает та и добавляет: – У меня рак.

Женщины долго смотрят друг на друга и молчат.

У Николь бледное, морщинистое, изнуренное лицо. Монике трудно не смотреть на ее черную повязку на глазнице.

Мне всегда было любопытно, сохранила ли она глаз. Вот и ответ.

За окном опять сверкает молния, озаряя лицо гостьи. Моника ставит в угол свою трость и дает Николь полотенце, вытереться.

– В одном время сделало нас похожими: теперь у нас одинаковый цвет волос.

Николь опускается в кресло у камина, ставит себе на колени сумку, достает оттуда портсигар, вынимает сигару, нюхает ее, любовно гладит и обрезает кончик. Взяв из камина тлеющую щепку, она прикуривает от нее. Первая затяжка приносит ей расслабление.

– Как видишь, Моника, не ты меня одолела, это сделал… проклятый недуг. Ирония судьбы: мой знак зодиака – Рак, да еще восходящий. Предначертание? А еще это самый семейственный знак. Я была запрограммирована на то, чтобы жить в окружении людей. Жаль, что я так и не родила детей. Пришлось довольствоваться друзьями, любовниками, коллегами… и одной конкуренткой.

– У тебя правда рак? – спрашивает Моника.

– Недавно я выучила два других выразительных слова. Первое – tumor[33], по-французски это значит «ты умираешь». Второе – морфин, по-французски это значит «легкая смерть» (фр. mort fine. – Прим. пер.)[34].

Николь смеется над своей шуткой, Моника молчит.

– Захотелось повидаться, прежде чем я испущу дух. Пришлось попотеть, чтобы тебя разыскать. Ох, и пришлось!

– Как тебе это удалось?

– Удивляешься? С огромным трудом. Не обошлось без подключения… уймы посредников. Знала бы ты, сколько человек во всем мире имели задание тебя выследить! Они долго возились, но в какой-то момент ты сама допустила мелкую оплошность, оставила крохотный, но все же след. Много людей выбивалось из сил, прежде чем догадались, что Кейт Феникс, автор серии романов «Черная королева», – это ты.

Николь выпускает облачко дыма, Моника продолжает всматриваться в ее лицо.

– Я все их читала. Это мое любимое чтение. Браво! Мое восхищение тем сильнее, что я тоже бралась за перо, чтобы не забывать свои приключения. Но у меня не пошло. Писать – занятие для одиночки. Нет другого такого же изолирующего от мира и от других людей занятия, как корпеть над текстом, возникающим из ничего. По-моему, ремесло романиста ближе всего к монашеству, причем не ко всякому, а к обету молчания и созерцанию монахов-картезианцев.

Ее посещает еще одна мысль.

– А еще это смахивает на мастурбацию. Когда пишешь, используя свое воображение, то не похоже ли это на самоудовлетворение? В таком случае читатели – что-то вроде вуайеристов, – заключает Николь, довольная своей метафорой.