Ход королевой

– Нет, я серьезно. Чем больше думаю, тем меньше меня интересует твоя привязанность.

Он смотрит на нее во все глаза, совершенно раздавленный.

– Можно узнать почему?

– Потому что ты веришь в парность. Так тебя запрограммировали: ты веришь, что вдвоем лучше, чем одному. Все, точка. Брысь с моих глаз.

Он щурится.

– Да что с тобой?!

Черт, этот тоже собирается усложнять мне жизнь.

– Ты меня больше не смешишь, твое присутствие мне теперь невыносимо.

Он не шевелится, ему непонятно, как реагировать на ее все более неожиданное поведение.

Моника собирает свои вещи. Он пытается ее задержать, хватает за руку.

– МОНИКА!

Она презрительно его отталкивает и уходит.

Благодарю, Корентен, теперь я знаю, что могу одинаково хорошо заниматься любовью и с женщинами, и с мужчинами, но желания образовать пару у меня не возникло.

Она бежит по тропинке, уходящей вниз, потом останавливается и проверяет, не тащится ли он за ней.

Через несколько дней он забудет эту историю.

Добравшись до ближайшей деревни, она садится в автобус, едущий в Нью-Йорк. Когда на горизонте исчезают горы, она облегченно вздыхает.

Большую часть пути она дремлет.

Оказавшись под конец дня в Нью-Йорке, она навещает мать. Та удивлена ее появлением.

– Моника! Надо было меня предупредить, я бы приготовила тебе ужин. Где ты была?

Девушка с серебристыми глазами указывает на свой рюкзак.

– Побыла в ашраме, потом съездила в горы, хотела проветрить мозги.

– Ну и как, получилось?

– Еще как, завела подружку и друга… – отвечает она, ничего не уточняя.

– В смысле, дружка?

– У этой истории не будет продолжения.

Чувствуя, что дочь не намерена распространяться на эту тему, Джессика заговаривает о другом.

– Мне пришло письмо, адресованное тебе. Твой шахматный клуб предлагает тебе принять участие в международном соревновании в Лондоне. Тоже неплохой способ проветрить мозги. Если согласишься туда полететь, я готова тебя сопровождать.

Видя, что Моника в сомнении, Джессика продолжает:

– Я увидела в списке отобранных участниц ту австралийку, что обыграла тебя в Рейкьявике. Прекрасный случай снова повидаться! Только если проиграешь, чур, больше не душить…

– Знаешь, мама, с тех пор я научилась сдерживаться.

Мать приносит письмо с приглашением.

– А еще для нас с тобой, Моника, это шикарный повод побыть вместе. А то у меня иногда создается впечатление, что мы меня избегаешь.

Мать и дочь обнимаются.

– Англия, Старый Свет… – тянет с легким презрением Моника.

Джессика опускает глаза, она взволнована, у нее свои воспоминания.

– Между прочим, мы, Макинтайры, происходим оттуда.

– Мы из Шотландии, а не из Англии.

– Вот-вот. Кажется, пришло время рассказать тебе о твоих корнях, – говорит Джессика и предлагает дочери сесть. – Когда-то клан Макинтайров принадлежал к самым могущественным и уважаемым в Шотландии. «Интайр» значит «плотник». Нашим девизом было Per ardua, что значит «Мы преодолеваем трудности, чтобы добиться наших целей». Наши родовые земли простираются на западе Шотландии, те края зовутся Арджил. Среди наших предков были герои, особенно прославившиеся в борьбе с заклятыми врагами, англичанами. В моей семье англичан всегда презирали. Знаешь почему? Потому что в 1337 году одна из твоих прародительниц, графиня Агнес Рэндольф, успешно обороняла свой замок, осажденный захватчиками-англичанами, в отсутствие своего мужа, отправившегося на далекую войну. Она стала первой шотландской героиней. Я даже хотела назвать тебя Агнес в честь этой женщины невиданной храбрости.

Джессика с восхищением смотрит на дочь. Пусть та бросила школу, пусть с ней случаются приступы «боббифишеризма», как она сама это называет, но мать не может не признать, что произведенное ею на свет создание становится с годами все красивее и умнее.

Джессика говорит себе, что родила свою улучшенную копию, совершенную и эстетически, и интеллектуально. Неспровоцированные приступы бешенства – не такая уж высокая плата за совершенство.

– Ты тоже воительница, мама?

Светло-серые глаза Моники сияют.

– Я веду войну не с английскими рыцарями, а с невежеством. Вернее, я даю дорогу уму, в особенности детскому. По мне, куда интереснее тратить свою энергию на то, чтобы помогать восхождению других, чем сбивать с ног тех, кто нас раздражает.

Джессика показывает Монике приглашение.

– Одним словом, ты – шотландка, а раз тебе предстоит сражаться в Англии, то, полагаю, мой долг – тебя сопровождать.

Мать и дочь заговорщически переглядываются и снова крепко обнимаются.

11

В Лондоне дождь.

При виде старых зданий английской столицы у Николь О’Коннор возникает чувство, что она открыла для себя отживший мир, заслуживающий забвения. Она ощущает боль и гнев, ей памятны интриги и войны, отличающие нервный центр Британской империи. Все в этом городе кажется ей отмеченным заносчивостью, высокомерием, презрением.