Слышен шум боя полицейских с заключенными, крики озлобления и боли.
– Путь свободен. – С этими словами надзиратель тянет Николь за руку.
Они подбегают к решетке, он отпирает ее своим ключом. Перед ними коридор, новая запертая дверь, но и от нее у него есть ключ.
Они бегут дальше.
Сменяются коридоры, он отпирает одну за другой все двери.
Теперь звуки несутся отовсюду. Взбунтовавшиеся заключенные поджигают свои бараки. Ноздри Николь щекочет приятный запах горящей пластмассы.
Она не сопротивляется охраннику, хорошо ориентирующемуся в тюремных лабиринтах.
Вокруг них нарастает хаос. Она видит издали сцены боя. Обе стороны полны неистовства. Свирепость схватки значительно превышает то, что она наблюдала на демонстрации аборигенов, которую видела когда-то в Сиднее. Дерущиеся вооружены дубинками, палками, железной арматурой.
Она с наслаждением дышит пожаром, к пьянящему запаху гари примешиваются дразнящие запахи пота и крови.
Надзиратель показывает жестом, что здесь нельзя оставаться ни одной лишней секунды. Еще одним ключом он отпирает окно.
Они уже под открытым небом, бегут по бетонным коридорам, между решетками трехметровой высоты.
Тем временем тюрьма Лонг Кеш превратилась в поле боя. Всюду, куда ни глянь, вырвавшиеся на волю узники нападают на охрану.
Надзиратель забирает из тайника здоровенный рюкзак и подводит Николь к сторожевой вышке внешней стены. Отдав ей рюкзак, он первым лезет на вышку, оглушает дежурящего там охранника и манит наверх Николь.
Сверху вся тюрьма видна как на ладони. Это большой прямоугольник, внутри которого расположены буквой Н большие постройки.
Почти всюду пылает пожар, устроенный, без сомнения, бунтовщиками.
Надзиратель достает из рюкзака длинную веревку, привязывает ее к дверной ручке, разбивает стекло и выбрасывает другой конец веревки наружу с внешней стороны.
– Слезайте!
Николь смотрит вниз и испытывает головокружение, но быстро приходит в себя и хватается за веревку. У нее дрожат руки, держаться за веревку трудно.
– А вы?
– Не волнуйтесь, я смешаюсь с охранниками, дерущимися с заключенными.
– Спасибо… – бормочет она.
– Когда спуститесь, бегите к стоянке для охраны. Вас будут ждать в одной из машин.
– Как я узнаю, в которой?
– Разберетесь, – успокаивает он ее и делает знак слезать.
Она взбирается на подоконник, держась за веревку. В теле нет никакой энергии, она чудом не выпадает из разбитого окна.
Она делает глубокий вдох и, вся дрожа, начинает медленный спуск.
Веревка коротковата, внизу ей приходится спрыгнуть, при прыжке она подворачивает щиколотку, но все равно, даже хромая, бежит к стоянке.
Она боялась не зря: на стоянке сотня машин. Она ковыляет вдоль них, ища глазами того, кто ей поможет. Внезапно крайняя машина начинает мигать фарами. Она торопится на свет, надеясь, что сигналы адресованы ей, и узнает красный отцовский «Роллс-Ройс».
Опускается заднее стекло, из него ползет дымок, она немедленно узнает запах гаванской сигары.
Дверца распахивается, огромный мужчина раскрывает ей объятия. Николь хочется визжать от радости, но она способна лишь пролепетать слово, кажущееся сейчас красивейшим из всех слов:
– Папа!
Она крепко обнимает отца и не может сдержать слез.
Они без промедления трогаются с места.
Николь смотрит на отца, еще не веря всему случившемуся, и говорит дрожащим голосом:
– Хочу есть.
– Как я и подозревал.
Руперт открывает чемоданчик и достает бутерброды с черной икрой, блины с копченым лососем, маслом и лимоном.
Она жадно ест, блаженно жмурясь при каждом глотке.
Умяв все до последней крошки, она хрипит:
– Пить!
Он достает бокал и наполняет его розовым шампанским. Она нюхает пузырящуюся влагу, чувствует, как на языке лопаются пузырьки, шампанское щекочет ей горло.
Она улыбается хмельной улыбкой, ей хочется смеяться, обнимать и целовать толстяка-отца. Она так и делает. Осыпая его поцелуями, она твердит волшебное слово:
– Папа, папа, папа… Как тебе это удалось?
– Я подкупил надзирателя. Это влетело мне в копеечку. – Он подмигивает. – Что ж, победа стоит недешево. Теперь сиди и не рыпайся. Обещай, что послушаешься, Николь.
Звонит телефон.
Два потных тела медленно разлепляются. Рука шарит по столику и нащупывает телефонную трубку.
– Кто это? – спрашивает Софи Веллингтон, еле ворочая языком.
На том конце звучит торопливая тирада. Высокий чин МИ-5 высвобождается из объятий Моники Макинтайр и рывком садится.
– Вы уверены?!
Выслушав скороговорку, ошарашенная Софи роняет трубку.
– В чем дело, что за поздний звонок? – недоумевает Моника Макинтайр.
– Николь.
– Умерла?
– Сбежала.
Две женщины застывают, шокированные этим известием. Наконец Софи смотрит на часы и говорит:
– Еще не все потеряно. Едем.