Она не знает, день на дворе или ночь. Обращенные к ней призывы сотрудничать звучат без всякого графика, не позволяя ей приходить в себя. Еду приносят без всякого расписания: маленькие подносы с завтраком, обедом и ужином просовывают в окошко внизу двери в разное время и в любом порядке. Бывает, дают два завтрака или два ужина подряд. Завтрак она узнает по присутствию на подносе хлеба на молоке в дополнение к простому хлебу, ужин – по супу.
До нее доходит, что переносить происходящее ей так трудно потому, что нечего сказать себе самой. Всегда живя в окружении людей, она не испытывала необходимости в собственном внутреннем мире.
Она снова и снова вспоминает слова своего заклятого врага.
Подставив голову под кран, она гадает, какой сегодня день.
Она тяжело дышит.
Она ищет – и находит.
Она вспоминает голодовку Бобби Сэндса.
Его голодовка кончилась смертью. Но он, по крайней мере, знал, что существует. Он стал мучеником и вдохновил других на борьбу за независимость Ирландии.
Она смотрит на поднос с опостылевшей белой едой. Хлеба на молоке нет, супа тоже, значит, это обед. Третий подряд.
Она встает и, глядя в камеру, кричит:
– Я объявляю голодовку! Слышите? Голодовка!
Она ждет реакции, но ничего не происходит. Красный диод по-прежнему горит, но динамик не издает даже треска.
Через час рука, совавшая в дверцу ужин, забирает нетронутый поднос.
Из принципа она четыре дня подряд продолжает то, что считает голодовкой.
Подносы забирают из ее камеры нетронутыми.
В конце концов – кажется, на пятый день – она сдается и набрасывается на пресный хлеб, пресное пюре, пресный йогурт, запивая все это никакой водой. Хуже всего то, что это доставляет ей удовольствие.
Растягиваясь на полу, она думает:
Думая об этом, она не знает, какой из трех вариантов хуже.
Перед Моникой Макинтайр вагон метро, водруженный посреди просторного, ярко освещенного помещения. У вагона нет колес, он стоит прямо на полу. Двое в форме заталкивают ее в вагон и сажают на откидное сиденье.
Из громкоговорителей в потолке вагона доносится:
– Я Николь О’Коннор, я хочу, чтобы вы назвали имена сотрудников МИ-5, на которых работаете.
Моника не отвечает. Двери открываются, в железный вагон вваливается добрая сотня людей. Звучит пронзительный звонок, вроде тех, что предшествуют закрыванию дверей в метро Нью-Йорка. Толпа действует на Монику угнетающе. А тут еще голос Николь:
– Плотность – семь человек на квадратный метр. Ну выкладывай: на кого ты работаешь в МИ-5? Назови имя своего связного – и катись отсюда.
Моника пытается пробиться к дверям вагона, но ее блокируют люди вокруг.
– Не хочешь говорить? Ничего, заговоришь. Переходим к повышенной плотности.
В вагон влезает еще человек двадцать, сильно увеличивая давление на нее и уменьшая количество пригодного для дыхания воздуха. Снова звонок.
– Помалкиваешь? Переходим к плотности девять человек на квадратный метр.
Новые два десятка человек в железной коробке, новый пронзительный звонок.
Моника уже задыхается, ее стискивают со всех сторон.
– На кого работаешь?
Поскольку она все еще держит язык за зубами, перед очередным звонком в вагон врываются новые двадцать человек.
– Плотность – десяток на квадратный метр, – сообщает голос.