Ход королевой

Она колотит кулаками по стенам, надрывает глотку в крике, лишь бы слышать какой-то звук – хотя бы собственный голос. Вдыхает собственный запах.

В динамике под потолком снова раздается треск.

– Сотрудничайте, и все прекратится.

– МНЕ НУЖЕН АДВОКАТ.

– Сотрудничайте, и вас выпустят.

– У вас нет права задерживать меня без суда. Я хочу адвоката. Я – гражданка Австралии. Я хочу поговорить с кем-нибудь из моего посольства.

– Сотрудничайте, и ваши просьбы будут удовлетворены.

У нее подкашиваются ноги.

– МЕРЗКИЕ АНГЛИЙСКИЕ СВИНЬИ! ЧЕРТОВЫ УБЛЮДКИ! ЧТОБ ВЫ СДОХЛИ!

Новый удар в дверь.

И снова тишина.

Она растягивается на полу и рыдает.

Все это из-за мерзавки Моники. Выйду – от души над ней поиздеваюсь. Это уже не просто шахматная партия, я заставлю тебя мучиться, грязная потаскуха. Клянусь, я заставлю тебя заплатить.

16

Моника Макинтайр поселилась в гостинице в ближайшей деревне к тюрьме Мейз, называемой ирландцами «Лонг Кеш», где уже четыре дня держат ее смертельного врага.

Чтобы не скучать, она пишет следующую свою книгу «Ярость победы». Тема книги – малоизвестные сверходаренные люди, бившиеся за торжество своих взглядов, противоречивших глупым коллективным заблуждениям.

У книги будет подзаголовок: «Поторопившиеся с правдой».

В первой главе она рассказывает о Гипатии Александрийской, преподававшей в IV веке астрономию, геометрию, химию и биологию в Александрийской библиотеке. В конце концов Гипатия насторожила епископа Александрии Кирилла, который в ответ на ее отказ принять крещение велел своим монахам похитить ее и изрубить на куски.

Во второй главе книги речь идет об Артемизии Ломи Джентилески, проявившей в 1650-е гг. художественное дарование, превзошедшее талант ее современника Караваджо, но по причине своего пола не имевшей возможности профессионально заниматься живописью. Отец приставил к ней наставника, Агостино Тасси, но тот, завидуя ее таланту, изнасиловал ее, похитил ее полотна и выдал их за свои. На суде над Тасси мучениям подвергли саму Артемизию: к ней применили пытку sibili – дробление пальцев с целью проверки справедливости ее обвинений…

Третью главу Моника посвящает шевалье де Ламарку, первым догадавшемуся о том, что среда может модифицировать генетический код, и приведшему в пример жирафа, вытягивающего шею, чтобы добраться до верхних листочков на дереве. Жан-Батист де Ламарк умер слепым, в нищете, его тело под хохот современников было сброшено в общую могилу.

В четвертой главе Моника намечает рассказать об Игнаце Земмельвейсе, австрийском медике, требовавшем, чтобы его коллеги мыли руки перед хирургическими операциями и перед родовспоможением. Ему запретили заниматься медициной, потому что все это, по мнению его коллег, было суеверием. За настойчивость его заперли в сумасшедший дом, где санитары подвергали его побоям. Из-за их грязных рук у него началась гангрена, и он скончался в страшных мучениях.

Отдавая в своем труде долг памяти страдальцам интеллекта, Моника как будто мстит за всех этих одиночек, выходивших на бой с коллективной глупостью своих современников.

Не забывает она и о понятии полиматии, универсальности. Это слово греческого происхождения: «поли» значит «много», «матес» – «знания». Универсалами называют тех, кто интересуется всеми областями знаний: искусствами, науками, историей, политикой. Это всесторонняя гениальность. О ней говорится не во всех словарях. Моника составляет список всех известных универсалов. За сотни лет до нашей эры: Пифагор, Демокрит; в Средние века: Исидор Севильский, Авиценна, Аверроэс; в эпоху Возрождения: Пико делла Мирандола, Рабле, Микеланджело, Фрэнсис Бэкон, Рене Декарт, Бенджамин Франклин, Жан-Анри Фабр; в XX веке: Уильям Джеймс Сайдис, Рабиндранат Тагор, Джон фон Нейман, Борис Виан…

Она прерывается. Ей не дает покоя одна мысль.

Николь…

Я не испытываю ни малейшей жалости к убийце моей матери.

Никакой жалости к той, кто без всяких угрызений совести устроил давку на стадионе «Эйзель», приведшую к десяткам смертей, чтобы замаскировать смерть одного-единственного человека.

Моника грызет яблоко, чтобы напитаться энергией.

Никакого сострадания палачам.

Я поступила по справедливости. Моим долгом было отомстить за маму.

Лишая этого свирепого зверя способности причинять вред другим, я не даю продолжать убивать.

Она смотрит на телефон и решает позвонить Софи Веллингтон. Она обходится без «алло».

– Николь заговорила?

– Она крепкий орешек. Ничего, расколется. Рано или поздно все раскалываются.