Ход королевой

Николь поворачивается к камере.

– Вы не вправе меня здесь держать. Я требую адвоката.

Динамик отвечает женским голосом:

– Вы больше не в Республике Ирландия. Вы помещены в усиленно охраняемый блок тюрьмы на территории Северной Ирландии.

Вот почему меня увезли в пикапе.

Я хочу позвонить адвокату.

– Вы убили политического активиста, поэтому вы – политическая заключенная и как таковая не обладаете теми же правами, что уголовники.

– Я хочу поговорить с адвокатом.

– Назовите имена ваших сообщников, и вам разрешат позвонить тому, кому захотите.

– Я хочу поговорить с адвокатом.

Она колотит в дверь, но удары почти не слышны, потому что дверь тоже обита матрасом.

– Я ХОЧУ ВЫЙТИ!

Раздается щелчок, и она понимает, что женщина выключила свой микрофон. Николь лупит кулаками в стену, пока не падает обессиленная.

Где-то через полчаса она встает и прокручивает в голове сцену, предшествовавшую ее аресту.

Моника Макинтайр переспала с Райаном.

Она сделала это специально.

Потом мне подбросили фотографии.

Я повелась на разводку, как бык, бросающийся на красную тряпку.

Я не заметила ловушку, ослепленная яростью и жаждой мести.

Повелась – и попалась.

Меня поджидали в гостиничном номере.

Подстава была блестящей.

Я выстрелила.

Мне ударили по руке.

Подумать только: я была в каких-то долях секунды от того, чтобы застрелить ее, Монику, а не Райана.

Как они достигли такой точности и скорости?

Почему она пошла на такой риск?

Теперь все пропало.

Я убила свою любовь. И собственноручно обезглавила ИРА.

Да еще эта женщина с шиньоном, которая все снимала.

Не иначе, все было подстроено агентами МИ-5.

А довела ловушку до совершенства Моника. Однажды она уже обвела меня вокруг пальца, не пожалев своих коней на доске. И снова я потерпела поражение из-за всадников.

Она сворачивается в клубок, упорно прокручивая в памяти последовательность событий, и не слышит скрип в нижней части двери.

– Я хочу выйти, мне нужен адвокат… – бормочет она.

Вместо ответа в нижней половине двери открывается дверца, на полу комнаты появляется поднос со стаканом воды и с белой пластмассовой тарелкой, на тарелке белое пюре и кусок бескоркового хлеба, тоже белый, с белым сыром.

Пластмассовые вилка и нож – того же цвета. Есть и десерт – белая баночка йогурта.

Она пробует пюре и не различает вкуса. Остается надеяться, что это картошка. Хлеб и сыр такие же безвкусные. Йогурт не сладкий и не кислый. Все четыре продукта различаются только консистенцией – разной степенью мягкости.

Она выпивает воду – безвкусную жижу.

Не иначе, дистиллированная.

– ВЫПУСТИТЕ МЕНЯ! У ВАС НЕТ ПРАВА ДЕРЖАТЬ МЕНЯ В ТЮРЬМЕ БЕЗ СУДА!

Судя по горящему красному диоду, камера все время включена.

Я под постоянным наблюдением.

Она швыряет в камеру йогурт, но камера слишком высоко, не добросишь.

Она еще раз ударяет кулаком в стену и оседает на пол. В голове всплывает страшный вопрос:

Какое сегодня число?

Проклятье, по дороге я уснула и потеряла ориентацию во времени.

Который сейчас час? Не исключено, что ночь.

Почему здесь не гаснет свет? Вот бы они погасили эту чертову лампу!

Она описывает круги по камере, понимая, что за ней следит объектив с красным диодом.

Сенсорная изоляция, изощренная психологическая пытка. Органы чувств лишены любой информации: ни красок, ни звуков, ни каких-либо предметов.

Оказывается, это правда: англичане прибегают к сенсорной изоляции, особенно по отношению к нам, членам ИРА, попадающим к ним в лапы.

Она стискивает зубы.

Возможна ли более болезненная пытка, чем та, при которой мозг лишен малейшей информации? Всякого контакта с другими людьми? Под запретом запахи, вкус.

Она со всей силы бьет кулаком в дверь.

– ВЫПУСТИТЕ МЕНЯ!