Бет никогда не задумывалась о том, что руководство приюта действительно могло помочь ей с шахматами – это стало до нее доходить только сейчас, на залитой солнцем дорожке у входа в здание. Она могла бы участвовать в турнирах уже в свои девять-десять лет, как Бенни. Могла бы играть с гроссмейстерами и научиться у них тому, чего мистер Шейбел и мистер Ганц никогда не сумели бы ей дать. Она была сообразительной, способной, жадной до знаний и влюбленной в шахматы. Тот мальчик, Георгий Гирев, планировал стать чемпионом мира в шестнадцать лет; будь у нее хоть половина его возможностей, она играла бы на том же уровне в десять. На секунду весь бюрократический уклад советских шахмат наложился в ее сознании на бюрократический уклад приюта, и стало ясно: в шахматах нет ничего антихристианского и ничего антимарксистского. Шахматы вне любых идеологий. Дирдорфф ничего не стоило позволить ей играть –
– Хочешь, зайдем? – спросила Джолин.
– Нет. Давай искать мотель.
На территории мотеля оказался бассейн, расположенный всего в нескольких ярдах от дороги и окруженный старыми усталыми кленами. Вечер выдался достаточно теплым для краткого заплыва после ужина. Выяснилось, что Джолин еще и прекрасная пловчиха – пока Бет бултыхалась у бортика, она одолела расстояние туда и обратно, едва подняв легкую зыбь.
– Все-таки мы с тобой трусихи. Надо было сходить в кабинет директрисы. Выложить ей все, что мы о ней думаем, – сказала Джолин.
Похороны состоялись утром на Лютеранском кладбище. Вокруг закрытого гроба собрались десяток человек. Гроб был стандартного размера, и Бет мимолетно удивилась, как в нем мог уместиться мистер Шейбел с его габаритами. Церковь здесь была меньше, чем в Лексингтоне, но в целом все мало отличалось от похорон миссис Уитли. Через пять минут Бет охватили скука и тревожность, а Джолин начала зевать. После церемонии прощания скромная процессия двинулась за гробом к могиле.
– Помню, он однажды напугал меня до усрачки, – сказала Джолин. – Мистер Шелл послал меня за какой-то книжкой в библиотеку, я вошла, а Шейбел как заорет: «Вон отсюда!» Оказалось, он только что вымыл там пол. Сукин сын ненавидел детей.
– Миссис Дирдорфф не было в церкви.
– Никого из них не было.
Дальше все пошло еще унылее. Гроб опустили в могилу, священник прочитал молитву. Никто не плакал. Все выглядели, как люди, скучающие в очереди к банковской кассе. Молодыми здесь были только Бет и Джолин, остальные с ними не заговаривали, и как только гроб засыпали землей, девушки зашагали прочь по узкой тропинке старого кладбища, мимо обшарпанных могильных камней и пучков одуванчиков. Бет не скорбела о покойнике, не печалилась оттого, что мистера Шейбела больше нет. Она не испытывала ничего, кроме чувства вины, потому что так и не отдала ему десять долларов, обещанные за те пять, что он прислал когда-то по ее просьбе. Нужно было отправить ему по почте чек много лет назад.
На обратном пути в Лексингтон они должны были проехать мимо «Метуэна». Перед самым поворотом Бет сказала: «Давай все же зайдем. Мне нужно кое на что взглянуть», – и Джолин вырулила на подъездную дорогу к приюту. Она осталась сидеть в машине, а Бет направилась одна к боковому входу в административное здание. Внутри было темно и прохладно. Миновав закрытую дверь с табличкой «ХЕЛЕН ДИРДОРФФ – ДИРЕКТОР», Бет свернула в учебное крыло, прошла по пустому коридору к двери в самом конце и толкнула ее. Внизу горел свет. Она медленно спустилась по ступенькам.
Шахматной доски там не было, зато столик, за которым раньше играл уборщик, по-прежнему стоял возле угольной печи, и железная табуретка находилась на своем месте. Над столиком горела голая лампочка. Бет постояла, глядя на столик, потом задумчиво села на табуретку мистера Шейбела, обвела взглядом помещение и увидела то, чего раньше там не было.