Но Чубайс знал другого Зюганова и хотел познакомить с ним мировую элиту. Он попросил своего помощника Андрея Трапезникова срочно сделать подборку российских интервью лидера КПРФ. Тогда еще не было интернет-изданий, и прошло несколько часов, прежде чем в руках Чубайса оказалась большая пачка факсов с цитатами из выступлений главного кандидата в президенты.
Блестящий оратор, Чубайс подготовился к пресс-конференции как к последней схватке. Он говорил почти час по-английски, еще полтора часа – по-русски.
«– Существует два Зюганова, – объяснял Чубайс, – Зюганов для международных финансовых кругов и Зюганов для внутреннего употребления. Первый – за многоукладность экономики, за частную собственность, против национализации, за зеленый свет для инвесторов, за политический плюрализм.
– Посмотрите, какая душка! – воскликнул Чубайс. – Просто душа радуется! Так и хочется вступить в КПРФ»[57]
.Но внутрироссийский образ Зюганова был прямо противоположным. Именно его Чубайс продемонстрировал с помощью газетных публикаций, в том числе выдержек из программы КПРФ, принятой всего за год до Давоса. Там черным по белому было написано, что необходимо «возвратить народу и взять под контроль государства имущество, присвоенное вопреки общественным интересам».
«Кто будет решать, вопреки оно "присвоено" или не вопреки? – спрашивал Чубайс. – Надо полагать, сами же коммунисты и будут решать. Как после 1917 года». Вполне умеренную левую программу КПРФ он иллюстрировал зюгановскими интервью, где говорилось про эмиссаров из МВФ и прочих мировых финансовых центров, которые ведут себя в России как гитлеровские гауляйтеры. Доллары ударили по российской экономике сильнее фашистских танков и самолетов, говорил[58]
Зюганов. Для западной аудитории, радовавшейся переходу России к демократии и свободной рыночной экономике, высказывания Зюганова казались дикостью.Чубайс убеждал, что сравнение Зюганова с восточноевропейскими коммунистами несостоятельно. В России первым шагом коммунистов при победе Зюганова стало бы подавление свободной прессы. Следом новый президент «отправит всех своих политических оппонентов за решетку», настаивал Чубайс. Далее – национализация. Если тогда в частном секторе производилось 76 % ВВП, то задача компартии была прямо противоположной – национализировать не менее 75 % частной собственности.
Чубайс до сих пор считает ту пресс-конференцию своей победой. «Мы били наотмашь. Это была ударная история, которая взорвала Давос и сильно испортила картину Зюганову», – вспоминает Чубайс.
Вторым человеком, который, находясь в Давосе, решил бороться за Ельцина, стал Борис Березовский. На одном из банкетов предприниматель Михаил Ходорковский случайно услышал разговор Березовского с финансистом Джорджем Соросом. Тот спрашивал Березовского, понимает ли он, что, придя к власти, коммунисты в считаные дни растопчут либеральную экономику, демократию, свободу слова и самого Березовского. Березовский вроде бы и понимал, но ресурсов для противостояния не видел[59]
.Как воспоминал потом сам Березовский, Сорос «прямым текстом сказал: "Вы совершаете ошибку, что не уезжаете из России. У меня есть примеры, как отрывали головы людям, которых я знал, и которые цеплялись за свои деньги и оставались в странах, где совершались перевороты. Не заблуждайтесь, мы все прекрасно понимаем, что у вашего президента нет шансов"[60]
».Еще больше этих слов на Березовского подействовал энтузиазм, с которым западная элита принимала Зюганова. Российский олигарх как будто заглянул в будущее, где победил Зюганов, и не увидел там для себя места. Послушав очередное выступление Зюганова на очередном приеме, Березовский вернулся в свой номер в Sun Star Park Hotel, снял трубку и позвонил своему заклятому врагу – Владимиру Гусинскому.
«Надо признаться, он немедленно откликнулся на мое предложение встретиться и поговорить. И вполне разделял те эмоции, которые испытывал я, – рассказывал Березовский. – Это был тот самый момент, когда жесткая конкуренция, разделявшая нас, отошла на второй план перед той опасностью, которая, безусловно, нас сплачивала. Нам не пришлось тратить время, чтобы научиться говорить на общем языке. Взаимопонимание было полным: угроза возвращения коммунистов требует единства противодействия»[61]
. Заклятые конкуренты договорились о мировой, чтобы любой ценой не допустить прихода Зюганова к власти. Времени до выборов оставалось ничтожно мало – всего четыре месяца. Рейтинг Ельцина стремился к нулю.Обсудить в Давосе перспективы коммунистического будущего Березовский успел еще с несколькими банкирами. Позже все они станут главной финансовой и информационной опорой предвыборной кампании Ельцина. Главный редактор «Эха Москвы» Алексей Венедиктов назовет Березовского главным идеологом, организатором и мотором идеи во что бы то ни стало развернуть общественное мнение в пользу Ельцина.
Березовский с Гусинским пришли и к Чубайсу.