Ходи прямо, хлопец

Возвращаясь от дяди, Борис думал, как ему теперь держать себя с Раисой. Подчеркивать близость — неприлично, делать вид, будто ничего не произошло, тоже нехорошо. Оказывается, ломал голову он напрасно: Раиса никого не стеснялась, не прятала своей радости.

А Борису на людях было все-таки неловко, и завтракать к Раисе он не пошел, особенно когда узнал, что ее мать уже вернулась. Тогда Раиса пошла проводить его.

Они шли по влажному ракушечнику совсем рядом, Борис чувствовал то плечо, то бедро девушки.

— Ты обо мне вспоминал? — спросила Раиса

— Вспоминал.

— Ты не обиделся на меня?

— За что?

— Ну так, мало ли за что. Ты обидчивый.

— Не выдумывай, — Борис улыбнулся. — За что мне на тебя обижаться?

Они присели на выброшенную морем корягу.

— Сыро, — сказал Борис. Снял и подстелил свой плащ.

— Спасибо, — Раиса прижалась к нему, положила голову на плечо. — Ты добрый, женишься — жене с тобой легко будет.

— Смотри ты, наперед все знаешь.

— Знаю. Может, и не все, но много.

Они замолчали, глядя на море. Солнце было еще невысоко, но уже приятно грело спины, комар еще не тревожил, и хорошо было сидеть рядом, у тихой воды, которая еле всплескивала, располагая к лени, к созерцанию.

А над морем шла своя жизнь. Камнем падали на воду чайки, выхватывая рыбу из воды, дрались между собой, отнимали друг у друга добычу — рвали прямо из клюва.

Тут же промышляли вороны. Эти хватали рыбешку когтями. Схватит и низко над водой тянет к берегу. С пронзительным криком вились над воронами чайки, гнали из своих владений. Но сухопутные гостьи снова и снова появлялись над морем. Вот одной удалось выхватить рыбу и дотащить до берега. Но не успела она сесть на землю, как на нее бросились товарки и затеяли драку.

Еще кипело на песке воронье побоище, а от камышей летел к морю новый хищник — коршун. Он сделал несколько широких кругов над водой, спускаясь ниже, ниже, и вдруг, сложив сильные крылья, упал камнем и выхватил блеснувшую на солнце рыбу.

Пока он кружил над водой, никто не обращал на коршуна внимания, но как только он схватил добычу, кинулись на него чайки. Где им, кажется, одолеть такого грозного врага, вот он сейчас раскидает их, размечет и обратит в бегство. Не тут-то было! Чайки атаковали дружно и бесстрашно, прижимая коршуна к воде. Он, еле успевая увертываться от их ударов, шел низко над морем, на бреющем полете, из последних сил рвался к берегу. С трудом дотянул до береговой кромки, и тотчас чайки отстали — их стихия кончилась. Тяжело взмахнув крыльями, коршун поднялся выше и полетел в камыши, держа в когтях рыбу.

— Вот и люди так, — сказала Раиса.

— Как? — не понял Борис.

— А так вот, как эти вороны, чайки, коршуны: клюют друг друга, рвут добычу из горла.

— Вот уж нет, — возразил Борис, — человек человеку у нас друг…

— Чужие слова ты говоришь.

— А ты?

— Я свои. Навидалась всякого, вот и говорю.

— Когда же это ты успела? Тебе сколько лет?

— Двадцать два, с двенадцати лет работаю. В колхозе работала, на консервном комбинате, в рыбкоопе уже три года. Жуликов всюду хватает…

— В торговой сети бывают жулики, кто ж этого не знает. Но не все. Вот ты же не воруешь?

— Уверен? — с вызовом спросила Раиса.

— Уверен, — твердо ответил Борис.

— Что ж, спасибо за доверие.

Она еще немного проводила Бориса. На прощание попросила:

— Поцелуй.

И долго не отрывалась от его губ. Потом, не разнимая рук, сказала:

— Приходи. В любое время приходи. Только приходи.

Он шел, перебросив плащ через плечо, а она все смотрела ему вслед. Долго смотрела.

7

Штормом потрепало крепления ставников, пришлось ремонтировать их, забивать новые колья для растяжек. На это потратили полдня. Работа была тяжелая: задул ветерок, небольшой, даже вроде ласковый, но море от него заершилось, байды качало, бросало на растяжки.

Забивали колья для растяжек с помощью нехитрого приспособления: стальной цилиндр на веревке, в нем кол и колотушка на длинном шесте. Сооружение тяжелое, и опустить его надо быстро и ловко, чтобы кол вонзился в грунт. Потом забивать колотушкой. А лодку кидает вниз-вверх, швыряет в сторону, шест с колотушкой тянет под днище — попробуй удержи!

Забивали колья самые сильные и сноровистые — Пащенко, Лепко, Шевчук. Дали попробовать Борису. Он забил одни кол, и ему показалось, что грудные мышцы порвались от напряжения. А рыбаки били, били, будто не знали усталости, словно трехжильные.

— Ото работенка, — отдуваясь, говорил бригадир, когда кончали с очередной растяжкой.

По краю сети перебирались к следующему столбу, Лукьян Егорович пробовал его и выносил приговор:

— Болтается, як та обезьяна.

И снова били в податливое дно колья, гулко гекали, когда дело спорилось, и матерились при неудачах.

На берег вернулись усталые, насквозь промокшие и голодные, как молодые волки. Обедали поздно и неспешно — в море сегодня больше не собирались. Только Семен Будько, похлебав борща и проглотив кусок ветчины, раньше других выбрался из-за стола и ушел.