Ходи прямо, хлопец

Ночь текла над карельскими лесами тихая, прозрачная. Она совсем не была похожа на южную ночь с ее аспидным небом и яркими звездами. Здесь природа, казалось, не спала, а чутко прислушивалась к чему-то, и человеку не хотелось спать. Ночь звала его куда-то идти и тоже слушать — лесную тишину или свои думы.

Иван Филиппович не относился к числу людей восторженных, красоты природы не волновали его до глубины души, однако и он сегодня был не то чтобы покорен, но затронут этой ночью и не шел в комнату, сидел в тихой задумчивости.

Потом мысли свернули все-таки на главное. Вот, значит, как использовал Степан Лупко то обстоятельство, что его не оставили на сборы: обивал пороги в федерации и добился, что в Венгрию посылают не Дугина, а Денисенко. Иван Филиппович был убежден, что без Лупко тут не обошлось.

Два года назад Лупко присвоили звание заслуженного тренера — за Денисенко. И нынче, выдвигая своего ученика, Лупко выдвигал себя. Иванцов хорошо понимал это. Престиж Денисенко качнулся, значит, надо укрепить его. Чем? Легкими победами. Лучше всего международными, они звучат убедительней. Не за горами первенство Европы. Каждому тренеру лестно видеть своего боксера на таких соревнованиях. У кого на тренерском совете поднимется рука голосовать против, если у него титулы плюс свеженькие победы на международном ринге? На ведомственных соревнованиях проиграл какому-то Дугину? Случайность!

Насквозь видел Степана Лупко тренер Иванцов, все ходы его предвидел и надеялся: сумеет обыграть конкурента. Одним прямым ходом. Лупко рассчитывал, что первенство Европы будет раньше чемпионата страны, на котором Дугин мог бы убедительно доказать свое превосходство над Денисенко. Но он, Лупко, упустил из виду, что перед первенством Европы состоятся отборочные состязания, они уже значатся в календаре федерации бокса. Хочешь не хочешь, а Денисенко придется скрестить перчатки с Дугиным еще раз, и если Андрей выиграет (Иванцов верил — выиграет), тогда тренерский совет почешет в затылках, думая, кого ставить на соревнования. В тренерском совете сейчас немало молодежи, и они, надо полагать, стоят за умный игровой бокс и сумеют разобраться, где белое, а где черное. Как ни крути, а Денисенко боец старой, силовой школы, и молодые члены тренерского совета свои голоса ему не отдадут…

11

Иванцову пришлось ехать через Москву — там собирали совещание тренеров. Андрей взял прямой билет до Краснодара и, завалясь на вторую полку, сутки спал, как сурок.

Две старушки, занимавшие нижние места в купе, даже забеспокоились, не случилось ли что с молодым человеком — все спит и спит. Улучив момент, когда Андрей приоткрыл глаза, они предложили поужинать с ними: может быть, молодой человек торопился и не захватил поесть, так пусть он не стесняется, у них с собой провизии больше чем достаточно.

Андрей поблагодарил и сказал, что еще не проголодался.

Он любил поспать в поезде и, когда случалась такая возможность, не упускал ее.

В Ленинграде на этот раз Андрей пробыл недолго, всего несколько часов. Оп позвонил Надежде, но ее не оказалось дома. Он поехал в Академию художеств, разыскал ее мастерскую и перехватил Надежду прямо-таки в дверях — она собиралась уходить.

— Нам повезло, — сказала она, — могли бы и не увидеться.

Она сказала «нам», и Андрей отметил это.

— Показывать мастерскую нет смысла, — вздохнула Надежда, — она уже не моя.

Андрей на настаивал. С порога он увидел маленькую комнату, заставленную фанерными щитами, на полу лежали какие-то тюки, валялись обрывки бумаги.

— Где же вы теперь будете работать? — спросил Андрей.

— Еще не знаю, — ответила Надежда. — Приглашают в областной кукольный, но там нет ставки. Я у них пока на разовых — оформляю «Айболита».

Академические коридоры произвели на Андрея впечатление: узкие, стрельчатые, высокие. Каменные плиты пола истерты многими подошвами. По этим плитам ходили Брюллов и Шевченко, Репин и Куинджи…

Андрей не удержался, сказал Надежде о плитах и о Куинджи.

— Вы знаете, — ответила она, — когда я первый раз прошла по этим коридорам, мне пришли в голову те же мысли, что и вам. А потом мы привыкли и к мастерским, в которых работали гении, и к коридорам, по которым они ходили. Человек ко всему привыкает.

Каблучки ее уверенно стучали по старинным плитам, звук гулко отдавался вверху и навсегда замирал, как замерли многие звуки, улетавшие к стрельчатым сводам и полтораста, и сто, и двадцать лет назад…

В Эрмитаж они не пошли, в Русский музей — тоже. Прошлись по набережной. С залива дул свежий ветер. Нева слепила, отражая солнце. Надежда щурилась, и Андрею показалось, что она все время над чем-то смеется.

Через мост переехали на троллейбусе. На Невском зашли пообедать в кавказский ресторанчик, где три недели назад Андрей сидел с Иванцовым, отмечая его юбилей.

— Выпьем? — спросил Андрей.

— Выпьем, — согласилась Надежда. — Только не крепкого.

— Тут есть «донское белое», — изучая карточку вин, сказал Андрей, — отличное сухое вино. Не возражаете?

— Нет, — сказала Надежда. — А вы разбираетесь в винах.