Ходи прямо, хлопец

Дипломант изобразил уголок в мастерской Левитана. Видно — оно наполовину прикрыто холстинкой — одно из самых ярких, наполненных светом и солнцем полотен художника. Сам он стоит к картине спиной, опершись о столик. Чехов сидит на стуле, вполоборота к Левитану. Они не смотрят друг на друга, на лицах у обоих глубокая печаль. Рука Чехова бессильно свешивается со спинки стула. О чем они только что говорили?

Всмотревшись в картину, Андрей вдруг вспомнил «Мужиков» Чехова, «Владимирку» Левитана… О чем они могли говорить? О мужиках, погибающих от идиотизма деревенской жизни, о Владимирке, по которой гонят на каторгу, об унтере Пришибееве, который ходит в министрах…

И это яркое, жизнерадостное полотно за спиной Левитана — как оно подчеркивало, углубляло настроение!

Критики, обсуждавшие диплом, говорили о его сюжете, о живописных достоинствах и недостатках. Андрей слушал, соглашался внутренне с ними, когда они хвалили картину, и не обращал внимания на критические замечания, которые казались ему мелкими, несущественными. Он принял картину целиком и сейчас испытывал чувство благодарности к молодому человеку, в сером костюме, к автору, создателю настроения, что возникло сейчас в его душе.

Наконец поднялся седовласый председатель и сказал, что диплом ему нравится — в нем бьется мысль художника, и это хорошо, потому что всем уже надоели, у всех в зубах навязли картины бездумные, помпезные, пустопорожние…

Андрей аплодировал, когда объявили, что диплом «Чехов и Левитан» получил высшую оценку.

9

В тот вечер, когда они шли из спортклуба, Андрей спросил у Надежды, понравился ли ей бокс.

— Интересно, — сказала она. — Я обогатилась.

— Чем?

— Узнала кусочек жизни, которого до этого не знала.

— Разве люди живут для того, чтобы узнавать? — спросил он.

— А для чего же?

— Ну, просто живут. Жизнь не урок, не лекция, на которых что-то узнают.

Определения были зыбки, он это чувствовал.

— Люди не просто живут, — сейчас же поймала его Надежда, — они для чего-то живут. И каждый что-то в своей жизни делает, к чему-то стремится. Я хочу быть художником, поэтому стараюсь увидеть, узнать как можно больше.

О своей работе Надежда сказала тогда немного: готовится стать театральной художницей, диплом — оформление спектакля для кукольного театра.

Андрей не расспрашивал, она не вдавалась в подробности. Сейчас он не без робости ожидал появления ее диплома: после «Чехова и Левитана» кукольные декорации? Наверное, это будет неинтересно и жалко, как бой третьеразрядников после выступления мастеров.

После того как закончили с живописцами, был перерыв. Андрей прошелся по опустевшему залу, через окно посмотрел на Неву. Река, набережная с редкими прохожими, низкое облачное небо — все это было одноцветно и походило на гравюру, а не на всамделишные реку, небо, набережную.

Наконец зал снова наполнился людьми, экзаменаторы заняли свои места. Объявили диплом Надежды Шиловой, и она приколола на стенды свои листы. Андрей сразу сообразил, что это за спектакль: «Доктор Айболит» Чуковского. Мало того, что кукольный, еще и Айболит, которого тысячу раз рисовали малые и большие художники.

Он оглядывался по сторонам и прислушивался. Не было унылого молчания, не было скуки на лицах. На листы смотрели живо, и в зале стоял приятный шумок заинтересованности.

Андрею понравился больше других тот лист, где изображались суровые скалы и дикая река, через которую обезьяны, сцепившись хвостами и лапами, образовали мост, чтобы прошел доктор Айболит. Но рецензент, молодой, взыскательный, с лицом холеным и надменным, заметил, что здесь есть лишние подробности. Ему понравился другой лист. Он сказал, что здесь его подкупают лаконичность и выразительность решения. И хотя рецензент был ему несимпатичен, Андрей внутренне с ним согласился.

Пользуясь всего тремя красками, Надежда изобразила синее-синее небо, пирамиду, желто коричневую от древности, и пальму с коротенькой тенью. Только и всего. Но эта скупая живопись рождала ощущение зноя пустыни, бескрайности.

Надежду проводили аплодисментами, комиссия оценила ее диплом в четыре балла.

Андрей вышел из конференц-зала и стоял в сторонке, у киоска с надписью «Касса». Надежда сама подошла к нему.

— Поздравляю, — сказал Андрей и пожал ей руку.

— Вам понравилось?

— Очень.

— Правда?

— Истинная правда!

— Спасибо.

Она хотела быть серьезной, но не могла, улыбка все время растягивала ее пунцовые губы, тугие щеки пылали, и вся она лучилась счастьем.

— Надо позвонить маме, — сказала она, глядя на Андрея сияющими глазами. — Я из автомата. Здесь внизу. Пойдемте?

Они сбежали по лестнице к телефону, висевшему слева от выхода. Рядом с автоматом была ниша с окном на набережную. В нише стоял гипсовый мужчина в костюме прошлого века, с восточным лицом, задумчивый, красивый. Лицо его было знакомо Андрею, но он никак не мог вспомнить, кто же это? И зачем он стоял в этой нише?

Надежда бросила монетку в автомат, набрала номер и повесила трубку.

— Занято, — сказала она, не отнимая руки от трубки. — А вы знаете, как у нас называют мальчика с усиками?

— Нет, не знаю.

— Кактус.

Андрей рассмеялся.