Попытка выйти в кадат, чтобы использовать для освобождения все имеющиеся в наличии резервы – старший помощник четко ощущал, что для экономии сил сейчас не время и не место, так же оказалась безуспешной. Было полное ощущение, что Денис внезапно разучился входить в измененное состояние сознания, хотя это было невозможно в принципе. Шэф как-то обмолвился, что если ты научился кадату, то разучиться невозможно – это как езда на велосипеде. Научился – значит навсегда. Как оказалось, и мудрый руководитель может ошибаться. К сожалению.
В довершении всего стало окончательно понятно, что и лежал старший помощник не на кровати в своем номере – об этом, кроме давящих сводов, явно свидетельствовала жесткая, неровная поверхность под спиной, нисколько не смахивающая на перину. О том, что это не перина говорил и холод, исходящий от ложа, и вытягивающий из тела старшего помощника остатки тепла, накопленного во сне.
Так что, по всему выходило, что лежал он на камне. Но, все это были физические… скажем так – неудобства, до страданий еще дело не дошло, правда Денис, как человек с рациональным складом ума, нисколько не сомневался, что дойдет, но вполне ощутимый дискомфорт был налицо.
Однако, физические стеснения – физическими, но особенно его угнетало ощущение полной беспомощности – ни рукой пошевелить, ни ногой – подходи и делай с его беспомощным телом, что хочешь. Какая-то тень свободы, оставшаяся только у головы, лишь усиливала общее чувство несвободы.
И все же Денис не преминул воспользоваться этим огрызком вольности – повертел головою направо и налево, прижал подбородок к груди и попытался посмотреть в сторону ног, но ничего, что могло бы прояснить сложившуюся ситуацию не обнаружил. Его окружали мрачные каменные стены, хорошо гармонирующие с потолком, и все тот же сумрак – откуда взялись эти мрачные, не побоимся этого слова – готические, декорации было совершенно непонятно.
Каким образом его комната в «Пьяной Розе» трансформировалась в каменный мешок, или каким образом его бесчувственное тело было извлечено из номера и переправлено в этот склеп так, что он ничего не почувствовал, было неразрешимой загадкой. Непонятной и пугающей.
«Ничего не понимаю! – в панике был вынужден признать Денис. – Вроде бы все кошмары были в первом сне, потом был второй – эротический, а сейчас что за хрень!?!»
«Второй был не эротический, а порнографический…» – меланхолично уточнил внутренний голос. Он хоть и пребывал в такой же растерянности, как и хозяин, но пытался хоть как-то разрядить обстановку, чтобы подбодрить запаниковавшего старшего помощника. Правда Денису это никак не помогло. На высказывание альтер эго он не обратил ни малейшего внимания – не до того было – больно уж тоскливо все складывалось.
Старший помощник предпринял еще одну, отчаянную, попытку вырваться из оков – так волк попавший в капкан отгрызает себе лапу, но у Дениса в отличие от серого хищника, во-первых, не было столь острых зубов, во-вторых, не было возможности дотянуться зубами ни до рук, ни до ног – захваты надежно фиксировали его тело, не позволяя совершить никаких глупостей, а в-третьих, ему, в отличие от волка, пришлось бы отгрызть не одну лапу, а все конечности, как верхние, так и нижние, ну, и самое главное – вряд ли у него хватило бы на это решимости.
Хотя… если бы была возможность – кто его знает. Впрочем, все эти рассуждения, насчет освобождения от оков путем массированного членовредительства были чистой воды теорией, точнее даже – сказочной фантастикой, а единственное, чего Денис добился в реале, яростно дергая руками и ногами, были кровоточащие ссадины.
Когда порыв иссяк, старший помощник в изнеможении откинулся на свое каменное ложе, которое тут же исправно продолжило вытягивать из его тела тепло. Через очень короткое время Дениса начал бить озноб. Нельзя сказать, что он был вызван только холодом. Кроме холода был и… страх? Страх не страх, но скажем так – крайнее нервическое возбуждение явно присутствовало. Старший помощник, как человек с логическим складом ума, не мог не понимать, что жить ему осталось недолго и что оставшиеся минуты, а в худшем случае часы, будут не самыми лучшими в его жизни.
Ведь если он до сих пор жив – значит от него чего-то надо, а что от него может быть нужно кроме информации? – Ничего. А он готов предоставить информацию? – Какую-то готов, какую-то нет. И что самое противное – спрашивать будут ту, которую нет. Точнее не так – самое противное, что сначала будут спрашивать, а потом допрашивать…
Он снова вспомнил Кар-танга и Киль-аля и задал себе вопрос: стоит ли так мучиться, если все равно не выдержишь? И не было у него ответа. Но, вспомнил Денис и то, что настоящее имя нельзя называть ни в коем случае, что есть вещи похуже смерти, и это знание лишь добавило скорби. Все правильно: многие знания – многие печали.