ХОХО. Целую. Обнимаю

Она медленно кивает, положив голову на руки.

— Да и вообще, разве тебе не приходило в голову, что если ты влюбишься, то сможешь написать намного больше песен о любви?

Сори смеется:

— Мы слишком забегаем вперед, Дженни, у меня же еще нет никаких фанатов!

— А вот и неправда, у тебя есть я.

— Я понимаю, что мы только-только перешли от соседок по комнате к дружбе, — смущенно говорит Сори, — но можно, я тебя обниму?

— Ой, да! — Я протягиваю руки и заключаю ее в объятия, достойные дяди Джея — такими можно и задушить.

— Ты вся потная! — хихикает подруга.

— Ты тоже! — Я отталкиваю ее, и она смеется, спрятав лицо в ладонях.

Уже час ночи. Мы снова ложимся на спины и какое-то время не разговариваем. По-моему, Сори уже в полусне, когда она поворачивается на бок и тихо бормочет:

— Если у виолончелисток есть фан-клубы, Дженни, то я хочу быть в твоем.

Глава двадцать вторая

В воскресенье, когда я навещаю хальмони в больнице, мы смотрим корейский сериал по телевизору в палате вместе с ее соседками. По словам бабушки, это уже восемьдесят седьмая серия из ста.

Судя по тому, что мне удается понять из рассказов всех хальмони и содержания самого сериала, это история о девушке, которая в детстве потерялась в море в результате несчастного случая, но ее нашел и удочерил рыбак. Оказалось, девушка на самом деле была дочерью миллионера и наследницей огромного конгломерата в Сеуле. Но женщина, видевшая аварию, воспользовалась ситуацией и представила свою дочь как потерянную девочку, сделав ее наследницей компании вместо главной героини. Тем временем уже в настоящем девушка разрывается между двумя мужчинами: некогда бедным парнем, сумевшим подняться до рыбного магната собственными силами, и сыном семьи чеболей, с которым она была помолвлена с самого рождения. Еще, возможно, ее мать убили, а у самой героини нашли неизлечимую болезнь…

Когда серия заканчивается, я достаю еду, которую купила в пекарне: хлеб на закваске, густое, мягкое сливочное масло и ежевичный джем.

— Везет же тебе, онни[46], — говорит соседка справа. — У тебя такая заботливая внучка.

Соседка на другом конце комнаты качает головой и укоризненно цокает языком.

— Еще бы дочь о тебе так же беспокоилась.

— Не смейте ругать мою Суджон! — журит их хальмони. — Я горжусь ей и тем, как усердно она работает.

Мама собиралась прийти сегодня, но была слишком занята новым делом, которое направил ей коллега из Штатов, — иммиграционный спор по поводу Северной Кореи. Мама не устояла, и, честно говоря, я не могу злиться на нее за это. Она делает важную работу, поэтому я горжусь ей.

Но у нас не получается проводить время вместе, как я хотела, и это все-таки паршиво. Хотя она в любом случае должна появиться на презентации в конце семестра, где, надеюсь, смогу выступить и я.

— Ты так напоминаешь мне Суджон, — говорит хальмони. — Она всегда была такой независимой и твердо знала, чего хочет от жизни. Она понимала, что дочери торговца рыбой непросто добиться успеха, поэтому усердно училась, подрабатывала, чтобы заплатить за уроки английского, и наконец добилась стипендии, чтобы учиться в Америке. Там она встретила твоего отца и родила тебя.

Бабушка улыбается, но глаза ее смотрят с грустью. Обычно она выглядит так жизнерадостно, что это застает меня врасплох.

— Я знаю, она всегда чувствовала обиду за то, что я отпустила ее так далеко…

Наверняка это и есть причина их напряженных отношений. Но, мне кажется, бабушка слишком строга к себе. Мама сама виновата, если не понимает, что ее мама всего-навсего старалась обеспечить ей лучшее будущее, не пытаясь удерживать рядом с собой.

— Она как героиня того сериала, — говорю я, чтобы рассмешить хальмони. — По крайней мере, по части рыбы.

Когда она и правда смеется, внутри разливается щекочущее тепло. Мы проводим вместе еще несколько часов, хотя та ее вспышка грусти так и не идет у меня из головы.

Я знаю, что бабушка любит меня и рада побыть вместе. Но по печальным взглядам, которые она бросает на дверь, заметно, как она хочет поскорее увидеть дочь.

И вот в чем штука: я ничуть ее не виню, потому что хочу того же.

Когда я ухожу, день уже близится к вечеру. Сегодняшний визит оставил меня эмоционально истощенной, поэтому я останавливаюсь посреди двора и поднимаю лицо к солнцу, будто могу впитать его энергию.

Поворачиваясь, я замечаю, как мужчина в панаме и темных очках слоняется среди деревьев. Я не обратила бы на него внимания, если бы не большая сумка с фотоаппаратом.

После того раза в кладовке, когда Йонмин искал Джеву из-за мужчины, следившего за ним, я поискала в интернете фотографа, который снимал Натаниэля и Сори. Я не уверена, что человек с камерой — тот самый, но на всякий случай нужно предупредить Джеву. В прошлый раз мы столкнулись в более раннее время, когда он приходил к психологу, но я хочу убедиться.