Хохол

Хохол сидел за глупую ситуацию в очередной раз. Хотел вынести из магазина батарейки, он каждый раз думал, что будет брать товар до тысячи рублей до уголовки, и снова жадничал. Набивал свою сумку до отказа. Когда он вспоминал об этом, его лицо кривило так, будто он съел целый лимон. Начал читать Достоевского "Идиот". Провидение какое-то, своевременная книга. Он мог смотреть в одну точку, а потом резко начинал произносить: "Дебил! Кретин! Олень!"– Поэт понимал, что он снова ругает себя. В карантине Хохлу попался сборник Есенина, это тоже стало для него закономерностью. Он попадал в тюрьму, и ему в руки попадали стихи Есенина. В Краснодаре он нашёл стихи Есенина под нарами. Углы книги успели обгрызть крысы. Его возмущению не было предела, как можно забросить Есенина под нару. Если за его творчество люди раньше сидели, страдали. Он ходил и днём и ночью в фуфайке, а Есенина носил в рукаве. И при каждом удобном случае, когда не играл в нарды и ни с кем не общался, наслаждался чтением стихов. И вот теперь сборник Есенина лежит под его подушкой в цветном зелёном переплёте с пейзажем золотой осени, той самой рощи…

Хохол продолжил.

– Пришла мама, медсестра. Я смог разглядеть лицо матери. Она бы жизнь свою отдала, чтобы не видеть меня таким. Валентина пыталась меня успокоить, сейчас приедет скорая, всё будет хорошо. Перебинтовали руку, отец продолжал сидеть надо мной. Трагедия в квартире номер- сорок девять. Сын наркоман не хочет жить, родители спасают его. Я долго кричал, рыдал, и когда приехала скорая помощь, смолк. В древнем УАЗе, меня положили на сидения, так трясло, что я пытался упасть, что-то говорила мать. Моложавая медсестричка, сказала: "Не прикидывайся, что умираешь, у нас ещё никто не умирал!"– я специально начал сползать на пол и огрызался. Раздражение закрадывалось в меня всё настойчивее. Я понимал, что уже не умру, меня спасли. Осознавал свою трусость. И зачем я постучал в дверь, истёк бы кровью, да и дело с концом,– думал я. Позже я неоднократно резал вены, ручейки крови растекались в разные стороны, и кровь не нужно останавливать, она всегда переставала течь сама. Я резал две руки одновременно, но ничего не случалось кроме головокружения. А так хотелось потерять, хоть раз, сознание. Тогда же я думал, что кровь из вены, не остановится, и будет течь, пока человек не умрёт. В травматологии под наркозом, я не чувствовал боли, только какое-то щекотание в порезе. Мне, оказывается, зашивали вену. Врач расспрашивал меня про употребление, говорил, что я молодой, и у меня вся жизнь впереди. Наркоз и препараты подействовали на моё настроение, мне стало весело. Было много света в палате, и, по-моему, доктор был в очках.

-Может сообщить в психбольницу, ведь у него явные отклонения.– мать ответила:

-Не надо, сами разберёмся, он хороший, просто напустил на себя дури…-на этом их разговор прекратился, а я лежал и улыбался. Мне даже хотелось тогда в психушку. Когда мы вышли из больницы, мама держала меня под руку, видимо боялась, что я упаду. Мы весело о чём-то говорили, пока шли к стоянке такси. Порез зашили, получилось три шва. Отец нас встретил спокойно и тоже улыбался, наверно, все получили облегчение, что всё закончилось.

-Знаешь, Хохол, если бы я тебя не знал, я бы подумал, что это история какого-то маменькиного сыночка, мажора.