Хохот шамана (СИ)

И окончательно проснулась.

За окном занимался рассвет, а Джинни сидел на груди хозяйки, выжидательно уставившись на нее.

-- Нужно лучше проветривать помещения, -- сонно пробормотала Эмили, спихивая кота на пол и поднимаясь на ноги. -- А то снятся потом сны во снах. Того и гляди, звери начнут разговаривать, а соседи придут в гости с куском пирога и извинятся за беспокойство.

Джинни мяукнул, словно соглашаясь с хозяйкой, и бодрой трусцой направился к миске.

***

Эмили снова стояла перед дверью студии, рассматривая остатки листвы. Она совершенно не помнила, когда успела их нарисовать наяву, и это тревожило. Возможно, самое время пойти к психиатру?

Пожав плечами, она принялась оттирать дверь. День выдался не самым приятным, и теперь художнице хотелось расписать ее иначе: несколько пробных мазков, и по стенам вокруг потекли реки лавы, а сама дверь начала превращаться в кованые ворота замка, испещренные изломами и другими свидетельствами многочисленных осад.

Над воротами Эмили посадила пару уродливых горгулий, придавая их лицам черты нахамившего ей разносчика пиццы и какой-то девушки, бросившей мусор прямо на тротуар, а потом еще и презрительно расхохотавшейся над убравшем его дворником. Горгульи скалились, мучительно пытаясь взлететь с постаментов, к которым были прикованы короткими массивными цепями.

Улыбнувшись, художница открыла дверь-ворота, чтобы проветрить студию и дать работе высохнуть. Но первый же шаг за порог превратился в падение, закончившееся в куче золы. Отплевываясь, Эмили выбралась из нее, безуспешно пытаясь отряхнуться.

А вокруг была лишь выжженная равнина. Изредка встречались чудом пробившиеся из-под земли чахлые колючие кусты, под которыми белели кости животных.

-- Добро пожаловать в гротеск, -- художница потрясла головой, избавляясь от остатков золы. На удивление сил уже просто не оставалось. С тоской посмотрев вверх, Эмили поняла, что вернуться домой будет несколько сложнее: дверь возвышалась на скале, и прямой дороги нигде не было видно. Как, к огромному сожалению, не было видно ни подъемников, ни лестниц, ни живых существ, которые были бы похожи на ездовых.

Вздохнув, Эмили решила обойти скалу, стараясь не отходить слишком далеко -- рано или поздно либо склон станет более пологим, либо произойдет чудо. Второе более вероятно, учитывая все происходящее.

Но перед тем, как отправиться в путь, она все-таки ущипнула себя. Изо всех сил, так, что даже слезы выступили. Кожа покраснела, а окружающее не спешило развеиваться.

Кто бы сомневался.

Эмили шла долго и постепенно перестала чувствовать время. Она казалась себе застывшей в янтаре мухой, которой только кажется, что она движется. Единственное, что изменилось -- становившийся все более сухим и горячим воздух. Вдохи приходилось делать частые и мелкие, поминутно облизывая начавшие трескаться губы.

То и дело под ногами что-то лопалось и очень неприятно хрустело, но художница предпочитала не думать, что именно. Один раз, не удержавшись, она все-таки осмотрела вниз -- и встретилась взглядом с пустыми глазницами обгорелого трупа, в которых копошилось что-то черное и скользкое на вид. Эмили показалось, что она слышит, как это нечто с упоением чавкает, вгрызаясь в обуглившиеся останки.

Она часто видела людей без кожи или разрезанные мышцы, но это были просто картинки в анатомических атласах, по которым она училась рисовать. Настоящий труп заставил ее отшатнуться, зажмурившись и рефлекторно зажав нос, хотя никакого запаха не было.

Отдышавшись, она продолжила путь, стараясь больше не смотреть под ноги.

-- ...ииить.

Тихое сипение заставило Эмили вздрогнуть. Вокруг никого не было.

-- ..иии...ить.

Голос доносился из-за уступа впереди. Первым желанием было отойти и убежать -- художнице совершенно не хотелось встречаться с местными обитателями. Что-то подсказывало, что ничего хорошего от них ждать не приходится. Но прикинув пройденный путь, Эмили остановилась. Идти столько же обратно, а затем еще неизвестно сколько в другом направлении? И будет ли там вообще проход?

Собравшись с духом, она повернула за уступ. И чуть не сбежала обратно, борясь с тошнотой.

За уступом был человек. Или то, что им когда-то было. Сгнившие почти до кости запястья были прикованы к скале изъеденными ржавчиной скобами. Ниже плоть хоть и оставалась, но местами спеклась кровавой коркой, в которой копошилась уже виденная раньше черная мерзость. Еще больше ее было вокруг сочащихся гноем глаз -- еще целых, но подернутых белесой пленкой и явно слепых.

-- ...ииить...

Плохо различимый звук, смешанный с хрипом, вырывался из окровавленной щели, очевидно бывшей когда-то ртом несчастного. Его грудь судорожно вздымалась перед каждым слогом.

Эмили осторожно обошла полуживого по кругу, стараясь не шуметь и не наступать на кровавую спекшуюся кашу там, где должны были быть ноги. Меньше всего ей хотелось показать умирающему, что рядом кто-то есть, и дать ему надежду. Ни исцелить, ни добить его она все равно не смогла бы.

-- ...иить?