Холли

– Могу я записать наш разговор? – «Никогда не называй это допросом, – говорил Билл Ходжес. – Допросы проводят копы. Мы просто разговариваем».

– Конечно, но я мало чем могу тебе помочь. Она пропала и это неправильно. Это всё, что я знаю.

Холли думает, что Киша знает больше, и хотя она не ожидает какого-то откровения, но лелеет ту самую Святую надежду. И ей любопытно. Она кладёт свой телефон на изрезанный стол и нажимает кнопку записи.

– Я работаю на мать Бонни, и меня интересует, как они ладили.

Киша собирается ответить, но запинается.

– Ничего из того, что ты скажешь, не дойдёт до Пенни. Даю тебе слово. Я просто расставляю точки над «i».

– Хорошо. – Киша, нахмурившись, глядит вниз, на озеро, затем вздыхает и снова смотрит на Холли. – Они не ладили, в основном из-за того, что Пенни всегда стояла у Бонни над душой, если ты понимаешь, о чём я.

Холли понимает.

– Что бы ни делала Бонни, в глазах её матери это было неправильно. Бон рассказывала, что терпеть не могла возить куда-либо свою мать, потому что Пенни всегда настаивала, что знает дорогу покороче или где меньше пробок. Она вечно твердила Бонни: «Перестройся, перестройся, езжай по левой полосе». Понимаешь?

– Да.

– Ещё Бонни говорила, что Пенни всегда давила невидимый тормоз с пассажирской стороны или напрягалась, если Бон поджималась слишком близко к впереди идущей машине. Это чертовски раздражало. Однажды Бонни покрасила в рыжий прядь волос, очень мило… по крайней мере, мне так казалось… но её мать сказала, что она похожа на распутницу. А если бы она когда-нибудь сделала татуировку, о которой говорила…

Киша закатывает глаза, на что Холли смеётся. Она ничего не может с собой поделать.

– Они всё время ссорились из-за её работы в библиотеке. Пенни хотела, чтобы Бонни работала в том же банке, где она сама. Говорила, что зарплата и льготы там гораздо лучше, и кроме как при личных встречах ей не придётся носить маску по семь часов в день. Но Бонни нравилось работать в библиотеке, и, как я уже сказала, у нас отличная команда. Всё дружны. За исключением Мэтта Конроя, конечно. Он заведующий и не слишком приятный тип.

– Приставучий? – Холли вспоминает слова, услышанные от одной из библиотекарш, которых сейчас не было на озере. – Любитель распускать руки?

– Ага, но вообще в этом году он немного присмирел. Возможно, из-за ассистента профессора с кафедры социологии. Ты, наверное, не слышала, администрация держала это в секрете, но мы-то в библиотеке всё знаем. Это центр сплетен. Тот парень схватил за задницу какую-то аспирантку, при свидетеле, и его уволили. С того времени Мэтт стал вести себя прилично. – Киша ненадолго замолкает. – Хотя он никогда не упускает возможности заглянуть девушке под юбку. Ничего необычного, не считая того, что он охеренно бессовестный сукин сын.

– Он может иметь какое-либо отношение к исчезновению Бонни?

Киша весело смеётся.

– Господи, нет. Моя мама сказала бы, что он худой, как велосипед. Бонни фунтов на тридцать тяжелее. Если бы Мэтт схватил её за задницу, она бы перекинула его через плечо или припечатала к стене.

– Она владеет дзюдо или другими боевыми искусствами?

– Нет, ничего особенного, но она проходила курс самообороны. И я вместе с ней. Для её матери это стало ещё одним поводом понудить. Она назвала это лишней тратой денег. В глазах своей матери Бон просто ничего не могла сделать правильно. И когда миссис Ди захотела, чтобы Бонни работала в её банке, разгорелись настоящие скандалы.

– Недолюбливали друг друга.

Киша обдумывает это.

– Конечно, можно и так сказать, но любовь никуда не ушла.

Холли вспоминает о потрёпанных блокнотах в ящике ночного столика своей матери и соглашается.

– Киша, решилась бы Бонни уехать из города, чтобы отвязаться от своей матери? Все эти постоянные придирки и жалобы, эти ссоры?

– То же самое интересовало женщину из полиции, – отвечает Киша. – Мы не виделись, она звонила по телефону. Задала два-три вопроса, а потом «спасибо, мисс Стоун, вы мне очень помогли». Как банально. Ответ на твой вопрос: ни за что. Если я навела тебя на мысль, что Бон и миссис Ди вцепились друг другу в глотки, я этого не хотела. Они ссорились, иногда кричали друг на друга, но без рукоприкладства, и они всегда мирились. По крайней мере, насколько я знаю. Их отношения были больше похожи на ситуацию, когда ты никак не может вытряхнуть из ботинка надоедливый камешек.

Холли поражена этими словами. Она задумывается, была ли для неё Шарлотта камешком в ботинке? Она вспоминает Дэниела Хэйли, вора, который не был вором, и решает, что сравнение с камешком слишком мягкое.

– Мисс Гибни? Холли? Ты ещё здесь или овец считаешь? – Киша улыбается.

– Кажется, да. Имелся ли у неё запас наличных, о котором ты знала? Спрашиваю, потому что по её кредитке не было никаких расходов.

– У Бонни? Нет. Всё, что она не тратила, отправлялось на счёт в банке, и, возможно, в кое-какие вложения. Она интересовалась фондовым рынком, но воротилой не была.

– Она оставляла у тебя дома одежду? Ту, которой теперь там нет?