Холли

«Хорошенькая, – думает Эмили, – Хорошенькая маленькая негритяночка».

Хотя это слово (и другие) само собой приходит на ум, будучи произнесённое вслух в эти пуританские времена, оно бы запятнало репутацию на всю оставшуюся жизнь. И всё же Эмили понимает и прощает себя, как простила за недобрые мысли о покойной Эллен Краслоу. В те годы, когда складывалась личность Эмили Дингман Харрис, единственными чернокожими, которых можно было увидеть в кино и по телевизору, были слуги. В ту эпоху на фантиках конфет и в стишках, под которые дети прыгали через скакалку, встречалось слово на букву «н». А её собственная мать была гордой обладательницей первого издания романа Агаты Кристи с таким расистским названием, что позже книга была переименована в «Десять маленьких индейцев», а еще позже в «И никого не стало».

«Так уж я воспитана, вот и всё. Я ни в чём не виновата».

А эта девушка талантлива. Неприлично талантлива для такого юного возраста. Не говоря уж о том, что она чёрная.

2

Когда Родди возвращается из своей поездки на заправку, Эмили говорит ему:

– Хочешь увидеть кое-что забавное?

– Я живу ради забавы, дорогая, – отвечает он.

– Ты живешь ради науки и питания, но, я думаю, это тебя позабавит. Пойдём со мной.

Они приходят в кабинет Эмили. Именно здесь она читала стихотворение Барбары, но не только это. Эм заходит на ноутбуке в «Камеры», вводит пароль и выбирает ту, что скрыта за панелью над холодильником. Отсюда можно видеть всю кухню сверху-вниз под небольшим углом. Эмили перематывает запись до того момента, когда она выходит из комнаты со стихотворением Барбары в руке. Затем нажимает «пуск».

– Она ждёт, пока я не закрою дверь кабинета. Смотри.

На экране Барбара встаёт. Быстро оглядывается по сторонам, потом, убедившись, что она одна, выливает свой чай в раковину. Прежде чем вернуться к столу и сесть, она берёт из банки миндальное печенье.

– И правда забавно, – смеётся Родди.

– Но неудивительно. Себе я заварила чай сверху банки, где он свежий. А «Инглиш брекфаст» на дне стоит там уже бог знает сколько. Семь лет? Десять? Я заварила ей его, и чай получился, должно быть, крепче врат ада. Ты бы видел её лицо, когда она сделала первый глоток. Ха-ха-ха, это просто замечательно! Подожди. Вот это тебе тоже понравится.

Она снова перематывает запись вперед. Вот они с девушкой обсуждают её стихотворение, затем Эм отходит к банке с печеньем. Девушка поднимает чашку… подносит ко рту…

– Вот! – восклицает Эм. – Видел, что она сделала?

– Ждала, пока ты повернешься и увидишь, как она допивает чашку, которая, якобы, была полной. Умная девочка.

– Хитрая девочка, – с восхищением уточняет Эм.

– Но зачем угощать её старым чаем?

Она одаривает Родди взглядом, словно говорящим «не терплю тупиц», но этот взгляд смягчен любовью.

– Любопытство, дорогой мой, простое любопытство. Тебе интересны различные эксперименты из области биологии, касающиеся питания и старения, а мне интересна человеческая природа. Эта девушка находчивая, яркая и хорошенькая. И… – Эм постукивает мужа пальцем по морщинистому лбу. – У неё есть мозг. Талантливый мозг.

– Ты же не предлагаешь внести её в список, да?

– Мне нужно хорошенько покопаться в исходных данных, прежде чем рассматривать такую возможность. У меня есть то, что нужно для этого. – Она похлопывает по корпусу компьютера. – Но, скорее всего, нет. Но всё же… в крайнем случае…

Она оставляет конец фразы висеть в воздухе.

24 июля 2021 года

1

Обе парковки кемпинга «Канонсионни», одна для легковых машин, другая для кемперов и домов на колёсах, забиты битком, чёрт бы взял эту пандемию. Сам кемпинг выглядит переполненным. Холли проезжает ещё четверть мили по Олд-Роут 17 и паркуется на обочине. Она звонит Лэйкише Стоун, которая предлагает подождать Холли в тени магазина в кемпинге. Холли отвечает, что она недалеко, будет через пять-десять минут.

– Не повезло с парковкой, – говорит Лэйкиша. – Думаю, половина машин на стоянке – наши. В этом году у нас просто нашествие. Большинство работают или раньше работали в колледже.

– Ничего страшного, – говорит Холли. – Я не против пройтись. – Это правда. Ей кажется, что от запахов материнского дома в носу – или они у неё в голове – невозможно избавиться. Холли надеется, что свежий воздух поможет ей. И, возможно, избавит её от неприятных эмоций, которые она не может принять.

Она продолжает вспоминать первые месяцы после смерти Билла. То, что осталось от её трастового фонда, перешло в «Найдём и Сохраним», несмотря на протесты матери. Холли помнит, как молилась о клиентах. Она помнит, как перебирала счета, как картёжник, выбирая, что оплатить сейчас, а что отложить на потом, даже когда счета приходили с красным штампом «ПОСЛЕДНЕЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ». А её мать тем временем покупала украшения.