Холли

Они входят внутрь и идут по короткому коридору, обшитому деревянными панелями. Оливия на ходу похлопывает по своей огромной шубе со словами:

– Псевдо, псевдо.

– Что? – переспрашивает Барбара, чувствуя себя глупо.

– Псевдомех, искусственный, – поясняет Оливия, – Подарок от внука. Поможете мне, хорошо?

Барбара снимает шубу с плеч пожилой поэтессы и перекидывает её через руку. Держит крепко, не желая, чтобы шуба выскользнула и упала на пол.

Гостиная небольшая; в ней несколько стульев с прямыми спинками и диван перед телевизором с самым большим экраном, что Барбаре доводилось видеть. Она почему-то не ожидала увидеть телевизор в доме поэта.

– Положите на стул, пожалуйста, – говорит Оливия. – И свою одежду тоже. Мари уберёт их. Она моя Пятница. Что вполне уместно, ведь сегодня пятница. Присаживайтесь на диван. Мне легче вставать со стульев. Вы – Барбара. Та, о ком Эмили писала мне по электронной почте. Рада познакомиться. Вам делали прививку?

– Эээ, да. «Джонсон и Джонсон».

– Хорошо. Мне делали «Модерна». Садитесь, садитесь.

Всё ещё чувствуя себя неловко, Барбара снимает пальто и кладёт на стул, почти полностью погребённый под невероятной шубой. Ей трудно поверить, что такая хрупкая женщина носит эту шубу, не сгибаясь под её тяжестью.

– Большое вам спасибо, что согласились уделить мне время, мисс Кингсбери. Я обожаю ваше творчество, это…

Оливия останавливает её движением руки.

– Не нужно этих фанатских реплик, Барбара. В этой комнате мы равны.

«Если бы», – думает Барбара и улыбается абсурдности этой мысли.

– Да, – говорит Оливия. – Да. Здесь у нас может состояться плодотворная дискуссия, а может и не состояться, но если мы будем общаться, то на равных. Ты будешь звать меня Оливией. Поначалу может быть трудно, но ты привыкнешь. И можешь снять маску. Если я подхвачу эту ужасную болезнь, несмотря на прививки, и умру – что ж, я достаточно пожила.

Барбара делает всё, что ей сказали. На столике рядом со стулом Оливии имеется кнопка. Хозяйка нажимает на неё и в глубине дома раздаётся звонок.

– Выпьем чая и познакомимся поближе.

При мысли о чае у Барбары замирает сердце.

Входит стройная молодая женщина, одетая в светло-коричневые брюки и простую белую блузку. У неё в руках серебряный поднос с принадлежностями для чаепития и тарелкой с печеньем «Орео».

– Мари Дюшан, это Барбара Робинсон.

– Очень приятно познакомиться, Барбара, – говорит Мари. Затем обращается к пожилой поэтессе. – У вас полтора часа, Ливви. Потом пора баиньки.

Оливия показывает ей язык. Мари отвечает тем же. Барбара от неожиданности не может удержаться от смеха, но когда обе женщины смеются вместе с ней, ощущение неловкости почти улетучивается. Барбара думает, что всё будет в порядке. Она даже выпьет чаю. По крайней мере, чашки маленькие, не как та бездонная кружка, из которой ей пришлось пить в доме Харрисов.

После ухода Мари, Оливия замечает:

– Она босс, но хороший босс. Не будь её, я жила бы в доме престарелых. Больше у меня никого нет.

Барбара знает об этом благодаря онлайн-исследованию. У Оливии Кингсбери было двое детей от двух разных любовников, внук от одного из этих детей, но она пережила их всех. Внук, подаривший ей огромную шубу, умер два года назад. Если Оливия доживёт до следующего лета, ей исполнится сто лет.

– Мятный чай, – говорит Оливия. – Мне можно кофеин по утрам, но не в течение дня. Периодическая аритмия. Не разольёшь ли, Барбара? Добавь немного сливок – это настоящие сливки, неразбавленные – и приличную щепотку сахара.

– Чтобы подсластить пилюлю, – отваживается вставить Барбара.

– Да, и самым восхитительным образом.

Барбара наливает чай им обеим и по настоянию Оливии берёт парочку «Орео». Чай вкусный. В нём нет того крепкого непонятного привкуса, из-за которого она вылила в раковину большую часть бурды профессора Харрис. Откровенно говоря, чай восхитителен. На ум приходит слово «бодрящий».

Они пьют чай и едят печенье. Оливия съедает три, просыпав несколько крошек себе на грудь, но не обращая на это внимания. Она расспрашивает Барбару о её семье, школе, о спорте (Барбара занимается лёгкой атлетикой и играет в теннис), есть ли у неё парень (в настоящий момент – нет). Она вообще не говорит о писательстве, и Барбара начинает сомневаться – заговорит ли? Может, её пригласили сюда только для того, чтобы скрасить монотонность очередного дня, когда не с кем поговорить, кроме домработницы. Это разочаровывает, но не так сильно, как могла бы ожидать Барбара. Оливия проницательна, остроумна и современна. Взять хоть тот телевизор с огромным экраном. И Барбару впечатлило, как небрежно Оливия употребила слово «фанатский», которое не ожидаешь услышать из уст пожилой дамы.

Лишь позже, возвращаясь домой словно в тумане, Барбара поймёт, что Оливия кружила вокруг той вещи, что привела её сюда, как бы очерчивая её контур. Снимая мерку. Слушая, как говорит гостья. Барбару подвергли мягкому и тактичному допросу, как на собеседовании при приёме на работу.