Холм грез. Тайная слава

История людей, достигших высот, совершивших великие деяния на земле и навечно прославившихся, так или иначе связана с поисками чаши. Дионис, утверждали древние греки, привнес в мир культуру, а вакхические мистерии, без сомнения, были сердцем и душой греческой цивилизации.

Вспомним ветхозаветную метафору Лозы и виноградника.
Вспомним поиски Святого Грааля.
Вспомним Рабле с его la Dive Bouteille

[68].

Перенесемся мысленно в готический собор XIII века и постоим на торжественной обедне. А затем отправимся в ближайшую «маленькую скинию» – посмотрим, послушаем. Сопоставим оба строения, сравним молящихся в соборе и слушающих, спорящих в скинии. Разница между пьяным и трезвым видна в их творениях. Как убогая молельня относится к Тинтерну, так и трезвость – к опьянению.

Современная цивилизация во многом продвинулась вперед? Что ж, фасад молельни покрыт штукатуркой. Материал этот совершенно неведом строителям Тинтернского аббатства. Движение вперед? А что это такое? Свобода от излишеств, от чудачеств, от пылкого воображения? Мелкие ремесленники-протестанты, разумеется, от этого всего свободны. Но разве радость разбавления должна быть конечной целью, последним посвящением рода человеческого? Caeluinque lueri[69] – и в сахар подсыпать песок?

В кувшинах из Песни Песней хранилось отнюдь не имбирное пиво.

Хуже всего то, что мы падем не до скотского уровня, а гораздо ниже. Черный человек хорош, и белый хорош. Но белый «разжигающий страсти» не становится негром – он становится чем-то бесконечно худшим, жуткой, отвратительной иллюстрацией порока.

Только освободив свое сознание от мерзкого ханжества нашей «цивилизации» и по-новому, без гнета заблуждений, взглянув на современный «промышленный центр», мы кое-что узнаем о том беспросветном ужасе, к которому катимся в своем стремлении уподобиться муравьям и пчелам – созданиям, ничего не ведающим о

CALIX INEBRIANS[70].

Сомневаюсь, сможем ли мы сделать это. Подозреваю, что мрак, вонь, отчаяние, отрава, адовы кошмары заполонили абсолютно все и приняли образ и подобие наших мыслей. Мы трезвы, и дверь таверны, вероятно, навсегда захлопнулась для нас.

Быть может, время от времени, с каждым разом все реже и реже, кто-то из нас отчетливо услышит далекие отголоски священного безумия за плотно закрытой дверью:

Все выше тирс, священных оргий звук,
Как прежде снова царствует вокруг.

Таков Sonus Epulantium Intermedium in Aeterno Convivio[71].

Но мы этого не услышим. Скорее всего, мы приняли бы шум высокого хора за жуткое веселье преисподней. Обряд посвящения – не что иное, как пиршество, и потому особенно странно, что те, кто, так сказать, законно и торжественно призван совершать сей обряд, обречены всеми помыслами, словами и делами своими непрестанно хулить и ниспровергать любые обычаи и цели пиршеств и празднеств.

Это не отказ от вида ради гармоничного процветания прекраснейшего и желанного рода; это отрицание и вида, и рода, это провозглашение идеи, будто добро есть зло. Когда отвергается всеобщее, тем самым унижается и оскверняется частное. Так называемое проклятие пьянства – естественное и неизбежное следствие и порождение «протестантской Реформации». Если засыпать чистые источники волшебного леса, то люди (а им необходимо питье) отправятся к илистым топям и ядовитым омутам.

В книгах о Граале говорится о проклятии – о злых чарах, насланных на королевство Логрис из-за пренебрежения таинствами священного сосуда. Рыцарь видит кровоточащее копье и сияющую чашу, но не произносит ни слова. Он не спрашивает о смысле и цели происходящей церемонии. И потому земля эта проклята, бесплодна и лишена песен, а ее обитатели вызывают жалость.

Ежедневно Святой Грааль являет нам свой прекрасный образ, и раз за разом мы вновь уходим от вопроса; так мистерия остается в небрежении и забвении. Но если бы мы задали этот вопрос, склонившись пред сим небесным великолепием и славною святыней, – тогда каждый человек обрел бы ту еду и то питье, коих жаждет его душа; чертоги наполнились бы благоуханием рая и воссиял бы свет бессмертия.

Из книг мы знаем, что со временем Грааль исчез, ибо люди оказались недостойны его. Полагаю, так все и будет. Даже сейчас приключение искателя безнадежно: мало кто обретет цель.

Проветривание и очищение – вещи сами по себе хорошие. Но едва ли приятно было бы провести сутки в хорошо проветренном и идеально чистом аду без еды и питья. Когда умираешь от голода и жажды, то уже не до свежести и чистоты.