Холмы России

- Плела про какую-то ложь, от которой легче комуто провалиться, чем на суд взойти. Змея белая!

- В каком смысле? - точен был Николай Ильич.

- Тело ее. Красивая баба, здоровая, притворяется и лжет.

- И ты вспылила?

- Гадина. Просила меня убить ее.

- Что, убить просила?

- Да так, болтала. Тошно ей. Тридцать шесть лет бабе. Топор, говорит, на кадке. Слева дверь. Меня что-то удивило.

- Что? - вздрогнул слегка Николай Ильич, и какаято смутная догадка поразила его и испугала.

-Я не пойму,-в задумчивости проговорила Полина Петровна, глядя в пол.Я не пойму, Николай Ильич, дорогой,- обратилась она к нему словно бы с мольбою.- Мне кажется, у моего мужа с ней что-то было.

Она сказала, что готова поползти за ним по грязи на край света.

- Вон как! Ползти готова. За человеком. Он бы сказал тебе, Поля. Такие люди не живут с ложью. Не могут. У нее кто-то другой. Когда ты едешь?

- Рано утром,- ответила она, счастливым взглядом поблагодарила его.

Николай Ильич встал, взял ее руку и поцеловал.

- Да и ты, разве бы любила его и ждала? Вы такая пара. Все это ползает перед вами. Страдание укрепляет сильных, чтобы повергнуть ничтожество. В этом смысл и высокая вера страдания.

Будильник разбудил Полину Петровну.

Рассветом мутнела тоска.

Она освежила лицо под краном.

Быстро оделась: кофту теплую и шаровары подниз, сверху юбку и гимнастерку затянула ремнем, завернула ноги в байковые портянки, натянула сапожки.

Поправила волосы перед зеркалом, слегка попудрилась и помадой едва-едва подкрасила губы.

"Скорей бы". Хотелось скорее уехать, и знала, что с сыном не простится: тяжело, невмоготу на душе.

Прошлась по комнатам. Остановилась перед столом, Вытащила из-под стекла карточку мужа. Молодой, будто подмигнул и улыбнулся ей. Не просил чайку. На земле своей сражался.

"Неужели не увидимся? - прижала к груди карточку.- Вот и все".

Надела шинель, завязала вещевой мешок и спустилась вниз.

Подошла дворничиха.

- Уезжаете?

Полина Петровна написала, сидя на скамеечке, записку.

"Сережа!

Прости. Я не смогла.

Мама".

Вырвала из блокнота листок. Написала адрес.

- Как-нибудь передайте. Сыну - в госпиталь. Тут, недалеко,- попросила Полина Петровна дрогнувшим горем голосом.

- Нс беспокойтесь. Я знаю.

К воротам подъехала крытая старым брезентом машина. Шофер помог Полине Петровне забраться в кузов.

- Прямо,- сказала она.

- А к сынку?

- Уже.

Запахнувшись потеплее в шинель, села в угол, к ящикам.

Удалялся дом на улице, старые липы, и дворничиха помахала.

"Как же я так? - подумала о сыне.- Не простилась, может, в последний... Еще не поздно!"

Затеплило окраиной от запыленных спящих окошек.

Стая грачей поднялась над жнивами. Все уже сжали, и лишь васильки кое-где синели на стерне, да чертополох во весь рост стоял по обочинам.

* * *

В это же утро Сергей получил материнскую записку, Прочитал на согретой солнцем скамейке.

"Я знаю, мама. Ты осуждаешь. В чем-то права и в чем-то нет. Да, жена. Уже и не представляю, как все случилось. Минута в ночи. Вглядеться, запомнить бы все",- задумался Сергей, помнились глаза, удивительные, как из жаркого света, сеном пахло, и одуряло, и манило сейчас.

Вот и Лазухин идет, письмо показал.

- Тебе!

Сергеи раскрыл конверт.

"Сережа!

Как-нибудь. Прошло, что должно пройти, а березы в роще, как дни наши недавние, светлые стоят.

Прощай. Буду молиться за твою жизнь.

Лия".

- Что произошло? - с тревогой спросил Сергей.- Она что... Да говори!

- На фронт убежала.

- Как! - И тяжело поднялось с сердца признание:- Ее же убьют!

- Теперь не догонишь. Что будет? Вот так, Серега.

А ты говорил. Николай Ильич рухнул. Трость некоторое время постояла и стала падать. Ударила набалдашником по лбу. Тогда он вскочил и воскликнул:

"А я-то думал, герой!" К тебе относится. Теперь с ним останешься. Я тоже уезжаю. По секрету. Вечером сегодня.

- Куда?

- Человек утром приходил, вежливо пригласил. Туда, куда Макар и телят не гонял. Потом будет гонять.

А сейчас нет. Волки.

- Куда же? - спросил Сергей.

Лаэухин развернул платок с семенами чертополоха.

Черненькие, острые, жальцами вцепились.

- Вот какие семечки. Чувствовал я поворот. Не бывает без поворота.

ГЛАВА II

Стройкой осторожно тронул железный козырек, прикрывавший в двери щель для почты, приподнял. Из щели засквозило запахом валерьянки. Как в луче показалась женщина. Прямо напротив остановилась, платочком вытерла слезы. Подошла к зеркалу. Тронула на затылке черную тяжелую гроздь волос над алым потоком халатика, как струной стянутого в поясе.

"Ишь ты, по делу приехал, а под чужую жену глазами заводишь. Гляди, а то Глафира живо один глаз осветит, а другой погасит".

Сройков нажал кнопку звонка.

Женщина открыла дверь,

- Николай Ильич Южинский здесь проживает? - спросил Стройков.

- Да. Но его сейчас нет дома,- ответила она слабым голосом.

- А когда будет?

- Право, не знаю. Что передать?

Стройков учтиво поклонился,

- Зайду попозже.