Антон Романович скрылся за дверью. Желавин с наганом бежал вверх по лестнице.
- В засаду! -скомандовал Антон Романович.
Желавин вертанулся за штору у входа в оранжерейку.
Но тотчас выскочил. Помог барину забраться по отвесной лесенке в люк дозорной башенки с бойницами на четыре стороны и колоколом в вершине на дубовой балке.
Антон Романович, выбираясь из люка, занес ногу - штанина потянулась, и из-за голенища валенка коробочка вывалилась. Стукнулась об пол и раскрылась. Желавин схватил коробочку. В бархате, как в ночи, звездочки мерцали.
- Дай сюда! - прошептал Антон Романович.
Желавин вознес коробочку в люк и отдал барину.
- Прикасался?-погрозил пальцем Антон Романович.- Гляди. Сгоришь!..
Викентий пригласил гостя сесть. Сам расположился в углу.
Гость сбросил бекешу. Такая же рубаха, как и у барина, холщовая, в огненных узорах шитья по груди и косому вороту.
- Так в чем дело и кто вы такой? - спросил Викентий.
- Я...- последовал ответ.
Викентий вздрогнул и усмехнулся.
- Пардон, да уж не черт ли вы?
- Ваше продолжение. Некоторым образом опыт природы сделать человека еще сильнее. Один он не может быть в двух местах н, делая одно, делать другое. Пока что высочайший замысел, частью проверенный и давший поразительные результаты.
- Это что же, фокус или какая-то новейшая философия?-спросил Викентий, поглядывая на гостя с любопытством, не забывая заглянуть и в неясные цели его приезда.
- Сейчас все объясню... Как-то вы в трактире новогодней полночью, в присутствии гостей и проезжих, которых застала та полночь в дороге, да как н вас, сидящего в углу-вот в такой же рубахе. Зачем вам праздничная одежда? Вы князь. Потом вы поднялись и сказали, что Россия это мысль, идея, некий дух, создающий образ из своего духа - вечный смерч с озаренной солнцем н мраком бури вершиной. В тот час, когда вершина опадет и ослабнет, смерч исчезнет, оставит на поверхности обломки и кровавую пену к ужасу проповедников разных там демократий - виновников назидательной для потомства катастрофы. Вы сказали, что перед лицом катастрофы пусть замерзнет кровь на затылке проповедников. Сказали о катастрофе как о неизбежном, так грядущим раскаяньем заранее оправдывая лавочника с топором. Столь странная речь в новогоднюю полночь поразила меня. Она как бы на миг остановила праздничные возгласы в мире. Я почувствовал вашу силу и восторг, что есть человек, которого не покидают тревоги времени в его душе. Он один не поднимал бокал, а глядел в землю... В трактир я забрел случашю, гонимый предчувствиями, пе мог ликовать в кругу друзей, шел по улицам и увидел вдруг с перекрестка будто бы мрачный обрыв - в него и вошел, под своды, и был поглощен...
Вскоре вы уехали, продолжая путь. Я выбежал на дорогу и глядел вслед. Вы перевернули мою жизнь. Я бросил курс и занялся делами другими, продолжая ваши, проникшие в меня, мысли, Исходящее от вас вселялось в меня и еще больше поражало тайнами.
Викентий усмехнулся.
- Не может быть! Неужели такое бывает?
Он поднялся и выхватил из холодного шкафчика под окном плетеную корзиночку с бутылкой и антоновскими яблоками.
- Тогда не подняли бокалы. А теперь? - будто шутя вглядывался в глаза гостя, вытаскивая бутылку из корзиночки и сжимая горлышко белой сильной рукой.
- Рано,- ответил гость.
- На самом деле...
Антон Романович высунулся из люка. Желания, опустив голову, сидел на полу за шторой. Вскочил и быстро поднялся по лесенке.
- А ну-ка, изловчись украдкой: погляди и послушай, что там,- шепотом подсказал барин.- Да, в замочину глядя, дыши тише, а то слыхать.
Желавин вылез из люка наверх и распрямился, расправляя иод ремнем рубаху, петухом взглянул на барина.
- Как же это, барин Антон Романович, подглядывать и подслушивать?
- Я разрешаю.
- А я вас не слушаюсь.
- Как это? Ты в своем уме?
- А так. Барину Викснтию Романовичу подчиняюсь.
Его воля, а не ваша. Хоть раскаленной кочережкой меня пихайте, не поможет. Он вперед, а я со спины его предохраняю.
- А меня? Пусть гибнет Антон Романович. Куда бельма отводишь, куда, бестия. Договаривай!
- Сперва его, а потом вас.
- Значит, брат милее? Отвечай. На люк закрою, пока не ответишь.
- Я в дозоре. Не нарушайте.
Темновато и студено в башенке и слышно, как ветер стружит по кровле. Бойницы в срубе закрыты от стужи мхом. Колокол заиндевел. В углу корзины с мороженой рябиной.
Антон Романович, в сторожевой шубе и в шапке, поднял руку к колоколу и опустил, разрешая вопрос.
- Равны для тебя!
- Да вы и сами шибко бегаете. Помните, как я к вам после речки подскочил? Голый, голый-то я был,- напомнил Желавин, как вылез он из речки на бережок, одежду свою не нашел и голый вышел к дороге, когда стемнело. Барин в тележке ехал, дремал. Тронул его Астафий.-А вы, вы барин Антон Романович, с тележки-то и бегом. И коня бросили. А разве Викентий Романович бросит? Когда конь зимой под лед провалился, и гриву вырвал, а не пускал.
- Хватит, хватит, разговорился. В дозор иди.
- Вы же сами просили ответить на ваш вопрос.
Я и коня привел, голый весь, комарами искусанный.