Читаем Холмы России полностью

- Жаждет толпа, князь. Мы-то знаем прекрасно. Одни понимают, что миллионом им никогда не владеть, и отходят, а также больные, пьяницы - все они слабы перед любой целью. Остается из всех жаждущих не так много. Нагайкой грозит и риск потерять все, даже жизнь. Остаются одиночки перед миллионом, и чея ближе к нему, тем схватка безжалостнее. Мы вдвоем сильнее каждого. Но о миллионе чуть позже. А пока о кошелечке. В то время когда вы были заняты делами неотложными и не имели возможности заняться делами другими, один нищий срочно передал записку Татьяне Сергеевне Опалимовой о возможном якобы обыске в ее доме по подозрению в хранении запрещенных книг ее зятем. Татьяна Сергеевна тотчас вышла во двор и чтото спрятала под дровами. После бани она заглянула под дрова. Спрятанного там не оказалось. Почти в беспамятстве она выпила рюмочку анисовой. Легла на диван и уже нс встала. Вы запоздали на похороны. И когда приехали - остановились в трактире, через того же нищего вам была передана замшевая сумочка. В ней покоились кое-какие камешки в металле, за который люди гибнут, но не отступают. Герои, герои, какие страдпн];я выносят они! Лежала в сумочке и ваша расписка о выплате долга Татьяной Сергеевной: взятых у вас денег на приобретение домика. Вы вдохновились и исполнили остальное великолепно.

Внкентий взялся за бутылку, еще крепче сжал горлышко сильной белой рукой.

- Рано,- сказал гость.

- На самом деле... Но уже заслужили. Пожалуй, готов продлить разговор с вами, ибо заявивший о себе подлец честнее скрытого.

- Видим, в некотором роде. Да не опасен. Опаснее праведник,- гость в усмешке приоскалил зубы.- Он самый подлец, потрясающий правдой над собой за свои живот. Я же, увлеченный силой ловягинской, князь, впихнулся в мечту вашу о домике. О земле под ним и дворе. Уже вижу на углу нищенском отель из стекла и белого камня.

- А вам-то что? Или вопрос мне? И отвечать не стану. Вон на том месте,-показал Викентий в окно на обрыв, взглядом испытывал гостя. Но тот выше посмотрел, в мутное небо, беспокойное, и опустил глаза.

- Один вы, князь, с миллионом не сладите. Скоро нищим на куски распадется.

- Почему нищим?

- Только им. А мы должны исчезнуть в обломках к кровавой пене.

- Хотите прокатиться? - предложил Викентий небольшую прогулку.

Они выехали из белокаменных ворот усадьбы - в санях, дужисто крытых берестяным сводом плетеным, обитым внутри овчиной: как в берлоге тепло.

Гость лицо свое скрывал. Сидел внахлобучку, окутавшись с головой шубой. Викентий, как в седле верхом, на передке, в бекеше, наглухо застегнутой, строгий, прямой. Взмахнул плетью, и сани понеслись полем к мелколесью, рудым цветом прокрашенному побегами молодых берез.

Конь был высок, зверлив, ухоженный, но не балованный, что надо понимал, сытый, горячий, отеплял воздух запахом сена и пара из ноздрей.

Играл бубенчик под дугой, близко и далеко отставал звоном, догонял и снова скакал по лесочкам: деньдень-день, синь-синь-синь.

Влетели в березняк, и казалось, от усадьбы баба в платке, покачивая плечами, удалялась.

Дегтярно-душистая морозная холодизна в березняке, тихо и чисто. По обочинам прутья шиповников в малиновом глянце, можжевельники зеленые в сизой вощине. Как под венцом красавица, рябина в румянце ягод. Через порог лесной залетала метелица высоко и осыпалась искрами.

- Любите Русь или так, через монокль лантн и онучья разглядываете?

- Как и вы, князь,- ответил из теплого уголка гость в спину хозяина.Да она любовью не балует.

- Холодной Сибирью прижимается? А так нам и надо. Хлеб ее жрем, а с любовью по чужим шантанам унтерами бегаем. Футуристами сделались. Скоро невесть что забормочем, никто не поймет, о чем мы и чего мы,- Викентий повернулся пылавшим на морозе лицом.- Один реалист и гуманист, поездив по свету и наглядевшись в заморских колониях на чистые сортиры и домики, вздыхал в своих впечатлениях, что Россия не колония. Эх, лет бы на сто ей британской стать!

- Мужику все равно на кого работать: на барина британского или русского.

А за что мужик воевал тысячу лет? Есть мужик истино русский, степенный, умный, и дурачок, лентяй и пьяница. Такими и Париж кишит, и Лондон. Вот тут интернационал, этим все равно к кому в рабы, лишь бы поило давали. В грядущих переворотах для них им многое обещают. Захлебываясь слюной, жрать будут, вино пить и развратничать, а пахать - степенный и умный. Историю не юродивые делали и не злоумышлен янки, а люди русские, умные, на десять Европ землю добыли. А без барина найди мне место на свете, где бы его не было, и опиши то время, когда его не будет.

Викентий подсел к гостю. Поддерживал вожжи. Заснеженные ели напоминали людей в белых одеждахвставших, согнувшихся и проклинавших, словно призраки бежали по лесу за санями и отставали.

- При демократии и свободе Россия распадется на куски британские, французские и немецкие. В каждом куске сортир и своя газета,- сказал Викентий и вытащил пз-под подстилки у ног топор, подбросив, перехватил его повыше да покрепче.- На мостовых, зимней ночью, под пожарами. Страшнее.

Перейти на страницу:

Похожие книги

12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги