Холода в Занзибаре

Враждебность мира сблизила нас, а наши ночные игры приобрели трагический многозначительный оттенок, как будто, занимаясь любовью, мы отстаивали права человека. Гуля достала календарь еврейских праздников, на Хануку приготовила гефилте-фиш – фаршированную щуку. Вместе записались на курсы английского и стали посещать ульпан. Разговоры по телефону подернулись вуалью конспирации. Самое важное стали писать на бумаге – весело перебрасывались через стол записками. Иногда ночами Гуля дурачилась: хочу, чтобы все по-настоящему! Вдруг евреи потребуют у тебя предъявить документ? И что ты им покажешь? Вот это? А потом, лежа у Игоря на груди и пощипывая у него волоски вокруг соска, жалобным голосом спрашивала: Кротик, а как ты думаешь, когда мы будем жить в Америке, должна я переспать с негром? Ну хоть разочек? Ты простишь меня? Говорят, они могут без перерыва кончать много раз. Это правда? Видишь, какая я честная. Потому что я тебя люблю. Потому что мы всех должны победить. Может, повторим неправильные глаголы?

От «уезжантов» требовали согласия родителей. «Согласие» Игорь добывал мучительно. В переговоры отец не вступал, говорил «нет» и запирался в комнате, принадлежавшей когда-то сыну. На кухне голосила Надя: добиваешься, чтоб отца с работы поперли! Потребовалось два месяца и пять визитов, чтобы выбить из него эту идиотскую бумагу. Гулины родители, как ни удивительно, согласие подписали сразу. Фархат Имранович, ставя подпись, пробурчал: люди вы способные, справитесь.

Посещать ульпан при Хоральной синагоге перестали быстро. В еврейской среде Игорь чувствовал себя неуютно, иврит на язык не ложился, еврейская история навевала тоску своей беспросветностью. И еще было совестно, оттого что целью была Америка – как будто собрался что-то украсть.

В ульпане Игорь и Гуля познакомились с Эриком Розиным, разговорчивым молодым человеком с рыжей шкиперской бородкой. Он был «в отказе» – работал прежде программистом и теперь, доживая до срока давности, сторожил детский сад. Гуля по старым каналам, но, минуя папу, достала Эрику билеты на Таганку, на «Мастера». Эрик стал звонить каждый день. Благодаря ему появился новый досуг – ходить на проводы. Вы слишком еще советские, говорил Эрик, вам надо погрузиться в среду. Но уже хоть чуточку евреи, скажи, Эрик? – надувала губки Гуля. Только на пять с половиной процентов. Противный! Лично я уже еврейка на все девяносто. Не знаю, почему ты этого не видишь! Эрик снисходительно улыбался: еврейство приходит не через голову, Гулечка. Им надо пропитаться, как селедка рассолом. Нужно, чтобы ты вышел во двор без мамы и тебе сказали: жид-жид, по веревочке бежит!