Холодина

Вся компания двинулась к детскому столику. Слышащий какое-то время смотрел на них, повернув голову набок и косясь, а потом начал передвигать столик, закрывая свой рисунок от непрошенных зрителей. Закрывал его спиной, наваливался всем телом. Действия его не остались незамеченными.

– От, ёпта, фифа какая! – со смехом подначил мальчика Олег. Без злобы в голосе, просто не умел иначе. – Ну, покежь, Гришка! Ну, бляха муха!

Слышащий только сильнее скукожился над столом. Как наседка над своими яйцами, завидевшая хозяина. Понимает, что любое ее сопротивление обречено, но надеющаяся: а вдруг сейчас пронесет? Вдруг сейчас бессердечная рука не полезет в подбрюшье?

Не пронесло. Мрачный Колян навис над сыном и тихим шипящим голосом произнес.

– Ты мне это прекрати… Григорий! Ну-ка, быстро покажи рисунок дяде Олегу.

Ему было, в общем-то плевать на рисунок. Он знал, кто его сын. Умственно отсталый. И этот бракованный ребенок никогда не сделает того, чем можно было бы погордиться перед «дядей Олегом». Но Коляна бесило другое. С неизменной методичностью он всегда пресекал в своем сыне непокорность. Воспитывать такое бесполезно, а вот дрессировать – необходимо. В этом он видел свою главную отцовскую задачу: человеком Грише уже не стать, надо хоть безопасным для общества сделать.

А мальчишка более чем явно проявлял непокорность. Отец подошел к ребенку, опустился рядом с ним на корты.

– Ну-ка, посмотри на меня.

Слышащий съежился. Он бросил косой взгляд, но не повернул головы. Он ни на кого не смотрел прямо. Почти никогда.

Колян положил голову на макушку мальчику, потом резко сжал светло-русые вихры (которые каждый раз напоминали ему, как же этот выродок непохож на него самого) и насильно повернул ребенка лицом к себе. Это можно было сделать относительно безболезненно, но отец намеренно потянул за волосы, чтобы кожа на голове натянулась.

Чтобы прочувствовал, значит.

– Ты очень плохо себя ведешь. Ну-ка, вспомни самое главное правило!

Рот маленького дурачка некрасиво кривился. Из глаз брызгала трусливая влага, мальчишка весь елозил под твердой и решительной рукой отца, стараясь избежать боли. Но опять упорствовал, опять не хотел говорить.

– Какое у нас самое главное правило?!

– Папу… нужно… слушаться.

Мальчик говорил коряво медленно, его и без того убогое лицо кривилось гримасами.

– Повтори.

– Папу нужно слушаться.

Еще и кривится, как будто, ему это неприятно! Бухгалтер Николай Иванов отпустил волосы своего отпрыска, разогнул ноющие колени и навис над Гришей.

– Ну?

Мальчик несколько долгих секунд сидел, покачиваясь и опустив голову. А потом взял рисунок (взял, немилосердно стиснув в кулачке уголок бумажного листа) и поднял руку вверх, протягивая его Олегу. Всё также не поднимая головы и старательно изучая бегающими глазами местную траву.

– Здорово, Гришка… Молодец.

Некрасномордый Олег поспешно вернул листок мальчику. Неведомо как из речи его исчезли маты, а из голоса – радость.

… – Вот так началась моя совершенно новая жизнь в вашем мире.

Я аж покачнулся. Столь резким было мое возвращение с солнечной и зеленой дачи в паскудно-серую камеру мира Холодины. Я несколько раз тяжко вздохнул, набирая воздух в грудь, будто, камнем придавленную.

– Да уж…

Всё было так реально! Я жил в том мире цветущей зелени и отвратительных человеческих проявлений. Буквально жил! Иногда был сторонним зрителем, но периодически ощущал весь спектр эмоций отдельных… «персонажей». Как свои.

«Нет, никакой телепат Колян не способен создать с нами такое! – категорически заявил разум. – Это что-то совершенно запредельное…»

«Как и стоящий перед нами Разум Мира» – улыбнулось доверие.

Нет, правда, вышло очень убедительно. И душераздирающе. Оказывается, раньше я еще не ненавидел Коляна по-настоящему. Только сейчас всё началось…

– Я показал тебе тот день не только ради иллюстрации моего знакомства со Слышащим, – продолжал Разум. – Думаю, теперь тебе стала немного понятнее вся эта странная ситуация. Ты ведь узнал людей из видения?

Я кивнул.

– Всех узнал?

«Да боже ж мой! Я понимаю, на кого ты намекаешь!» – прорычал я мысленно, а вслух лишь добавил.

– Всех-всех. Только вот вопросов чуть ли не больше стало. Я понял, как все эти люди связаны. Но как это объясняет Холодину?

– Кого? – мне показалось, что от последнего слова Разум скривился. Прямо как мальчик Гриша в «опытных» отцовских руках.

– Ну, я про исчезновение людей…

– Да… Это связано, мой друг. Я тебе всё объясню. Но дозволь всё изложить последовательно.

Я дозволил. А что мне еще делать тут, в камере?