Холодина

Наконец, Гриша резко поднял глаза. Радостный ветер тут же закружил, завертел скопища белых яблоневых лепестков, которые рукавами заколыхались на фоне синего неба, свиваясь, переплетаясь, закручиваясь в спирали. Птицы самых разных мастей тут же дружно запели в унисон с ветром, создавая звуковое обрамление картинке. Даже бездонное небо решило не оставаться равнодушным задником полотна, а стать его полноценно частью. Метастазы облаков проявлялись то тут, то там наполняя картину волшебной глубиной. В довершение общее чудо обогатили майские ароматы.

Гриша завороженно смотрел на небо.

Он услышал чей-то зов. Намного более понятный, более близкий и точный, чем всё то, что он слышал прежде. Гриша не любил слова. Можно смело сказать, что он их ненавидел. Потому что те причиняли ему физическую боль. С самого раннего детства он видел мир ясно и четко. Так же ясно он видел колючий шипастый барьер, который создают слова на пути к этому миру. Изо всех своих детских силенок он бежал от слов, прятался от них, не желал их впускать в себя. Разумеется, вызывая слезы у матери и черный ядовитый гнев отца. Слова преследовали его всюду, и никто вокруг не желал понимать, что они не нужны. И мать с отцом, и все прочие люди жили за той колючей стеной. И не имелось между ними дверей для связи.

Люди считали Гришу неполноценным, он же жалел их. Но еще больше боялся. Дабы сгладить конфликт, он шел на попятную и заучивал некоторые фразы, чтобы порадовать людей. Заучивал, как попугай, изо всех сил стараясь не впускать в себя их смысл. Так было чуть менее больно. Но как понять, когда и какую мелодию слов нужно пропеть? Это было так абсурдно, Гриша частенько ошибался. И несколько лет назад вдруг осознал, что не только слова могут причинять боль.

Черный, злой, вечно пугающий отец начал изо всех сил лупить его. Лупить, не взирая, на крики и слезы матери. Лупил до тех пор, пока мальчик не произнес ту фразу, что требовалось: «Папу нужно слушаться». Это были первые слова, смысл которых он понял. И в тот же миг стал видеть тесную черную клетку, которая начала возникать вокруг него. Он видел ее постоянно и постоянно испытывал страх. Страх, к которому привыкнуть не получалось.

Но сегодня… Сегодня случилось удивительное! К нему обратился некто совершенно чужой и, при этом, невероятно близкий! Потому что они видели, чувствовали, воспринимали мир одинаково! Они оба были по эту стороны черной и колючей стены.

Чужак был совсем маленький, он вообще ничего не понимал об этом мире. А черную и колючую стену просто не видел. Счастливчик. Гриша понимал ясно: то, чего не видно – не существует. Маленький некто был лишен страха боли и самой боли. При этом, небесный гость оказался страшно любопытен. Незнакомый малыш нарёк его Слышащим, и это необъятное понятие описывало гораздо лучше, чем мерзкие колючие звуки, слепленные в ничего не значащее слово «Гриша». Бессмысленные звуки. Слышащий лишь чувствовал, что «Гриша» намного болезненнее, чем, например, «Гришенька».

Некто с жадностью впитывал богатые знания, которыми Слышащий делился щедро и с радостью. Затем оказалось, что и этому малышу тоже есть что дать взамен. Малыш-то, оказывается, много где побывал и много что видел! Иногда Грише казалось, что это даже не один малыш, а бесчисленное число таковых, но так прочно спаянных в нечто единое, что каждый одновременно пребывает в каждом… Нет, это мальчик еще не мог осознать.

– Гришенька… – донеслось откуда-то издалека.

Слышащий часто-часто заморгал и опустил взгляд. Оказывается, пока он общался с Разумом, времени-то практически нисколько не прошло! Вот что значит настоящее полноценное общение.

В своей левой руке мальчик обнаружил карандаш. И лист на столе лежал новый, а старый – с чудовищем – был небрежно сброшен на траву. На этом новом листке бумаги самыми разными цветами было нарисовано… нечто. Всё то, что маленький Гриша чувствовал, пока наслаждался общением с Разумом. Всё это время, не глядя на бумагу, он яростно водил левой рукой, сменяя один карандаш за другим, создавая невероятное переплетение линий, цветовых пятен… Смысл уследить невозможно. Но в каждой черточке царила гармония.

– Гриша… – мать подошла поближе и увидела новый рисунок. – Ой… Это… Это красиво! Коля! Олег! Вы только посмотрите, какую красоту наш Гришенька нарисовал!

Женщина даже не обратила внимание, как мальчик непроизвольно закрыл телом свой новый рисунок. Который создал под влиянием беседы с Разумом и совершенно не хотел кому-то показывать.

Но за фанерным столиком оживились. Колян хотел уже окончательно развязаться с дурацкой идеей про разведение свиней на даче, а Олег желал подбодрить Леру, которой ни за что прилетело от мужа.

– Ну-ка, ну-ка! Чего там наваял ваш мелкий? – с неименной бодростью вопросил он, размахивая заново наполненным стаканом.