Холодина

– Ты путаешь, – покачал головой Разум. – Звуковые сигналы ваших зверей – это не слова. Каждый крик, писк, вой – это целая мысль. Емкая, многооттеночная. Вот! Вы потеряли емкость в мышлении.

– Не понимаю.

– Это я тебе легко объясню. Уже научился, – мой собеседник аж руки потер от удовольствия. – Вот скажи: когда ты думаешь о себе, как ты себя обозначаешь в своих мыслях?

Что за дурацкий вопрос! Я усмехнулся, открыл уже рот – и завис.

– Вот именно! – обрадовался бородач. – Никто даже не задумывается об этом. Пока вдруг не озадачится этим вопросом. Потому что ты не думаешь про себя «Я» или «Сава». В твоей голове есть образ. Частично визуальный, частично просто смысловой. Он очень емкий, в нем много смыслов, но он короткий – как вспышка в голове. И, разумеется, слово «Я» – ничего этого не сможет объяснить. Твое личное опознавательное имя – не намного больше. Хоть, краткое, хоть полное.

Невольно я был вынужден признать правоту Разума. Мысль, не облеченная в слова, намного ёмче и стремительнее. Нет, не намного – на порядки и порядки! Это даже измерить трудно.

– У вас сохранились еще ряд таких глубоких мыслеобразов. Может быть, даже сотни. Но из-за слов их осталось совсем немного. И самое печальное – они замкнуты внутри ваших изолированных разумов, и вы не можете их передавать друг другу.

– Да как их передавать их? Телепатией какой-нибудь? Разве это возможно…

– Возможно многое. Но вы сами отказались искать эти пути. Слова – сначала устные, а потом и письменные – показались вам исчерпывающим способом для общения. Вы удивительно развили его – я ни о чем подобном раньше даже не слышал. Но в итоге Человечество само оказалось в плену своего гениального открытия. Потому что слово – значит только то, что оно значит. Раньше оно было проекцией мыслеобраза. Но все «лишнее» со временем отсеялось. Каждый разум воспринимал только часть передаваемого смысла. Каждый – разную часть. По итогу в слове остался лишь тот смысл, который усвоили все разумы. То есть, наименьший. Слов становилось всё больше, а смысла – наоборот. Вам приходится создавать громоздкие конструкции из сотен и тысяч слов, чтобы передать мыслеобраз. Даже особое извращенное искусство у вас появилось: кто лучше и изящнее соберет такую невыносимо сложную конструкцию. Литература называется.

– Как же, слышал… – задумчиво промямлил я.

– В какой-то момент началось обратное движение: вы начали мыслить словами. Не до конца, конечно. Но большей частью. И это сковало ваш разум. Первое, что учатся делать ваши детеныши – ходить и говорить. Вы, как будто оковы на них надеваете. Знаешь, на что это похоже? Если взять молодой росток дерева, и вокруг него сколотить из досок опалубку. Ствол станет квадратного сечения, такие же будут ветки. И прямые, как бруски. Дерево будет расти, заполнять своей плотью эту опалубку. Но за ее пределы не выйдет. Большим, чем этот каркас, оно уже не станет. И все деревья вырастут примерно одинаковыми. И одинаково недоразвитыми.

Как обычно, образ от бородача действовал гораздо сильнее, чем пространные пояснения. Я почти физически ощутил, как слова сжимают, стискивают мои мозги.

– Вижу, понимаешь… И я сейчас понимаю. А тогда – никак не мог понять. Почему вы так глухи? Почему просто не можете воспринять меня? Я самые разные формы общения использовал… Но всё было бесполезно. Чаще всего это приводило к одной реакции: ужас, страх, непонимание. Спустя время я понимаю, что вы видели в этом необъяснимые страшные бедствия, пугающие знамения и тому подобное.

– Подожди… – последние слова меня смутили. – А как давно ты попал на Землю?

– Недавно… Если измерять вашим звездным временем – что-то вроде двухсот лет.

– Двести лет! – я невольно вскрикнул.

– Верно, – кивнул Разум. – Для существ вашего типа это очень долго.

Еще бы не долго! Это он к нам прилетел, когда Санька Пушкин в шортиках и ранце за спиной в лицей бегал! Все эти два века истории вживую видел! Может быть, даже как-то влиял на нее… Я вдруг вспомнил всё «веселье» нашей истории за последние два века. Наполеоновские войны, колониальная гонка, революции по всему миру (и у нас, в том числе), две мировые войны.

И с подозрением посмотрел на своего всесильного собеседника. Тот понял мои мысли.

– Нет, нет и нет. Я же сказал тебе: меня никто не воспринимал. В лучшем случае, людям что-то мерещилось, они наполняли увиденное своим мистическим смыслом. Многие пугались. В лучшем случае, ты можешь меня обвинить в серийных фобиях у людей. Но всё остальное вы сделали сами.

Он выдержал паузу. Как будто минута молчания по сгинувшему человечеству.

– Так продолжалось раз за разом. Весь наш совокупный разум не мог пробиться к людям сквозь прочную броню слов. Я всё еще не понимал вас, не мог найти объяснения. Не скрою: было желание отступиться, бросить вас и двинуться дальше… но, в конце концов, мне повезло. И я встретил Слышащего.

Волна тепла скользнула по лицу Разума – даже мне захотелось ответить улыбкой на это. Даже треклятый пенек вместо пальца начал меньше болеть!