Холодная комната

К полудню её настигли четверо конных. Одним из них был Ивась. Шпага была сразу сломана палкой, и на Ребекку обрушились с четырёх сторон удары плетей. Обливаясь кровью, она упала лицом в траву. С неё содрали одежду, сделали всё, что хотели сделать. Потом опять засвистели плети, до костей рассекая худое, смуглое тело. Когда оно перестало вздрагивать, самый рослый и сильный хлопец ногой ударил сверху по шее. Хрустнули позвонки. Вскочив на коней, казацкие сыновья умчались обратно в хутор.

Из придорожных кустов вдруг вышла собака. Большая, рыжая, с маленькими ушами. Обнюхав то, что было Ребеккой, она уселась, и, задрав морду к жаркому небу, зашлась таким неистовым воем, какого ещё никто никогда не слышал.

Глава пятнадцатая

– Дай, Микитка, я положу на тебя свою ножку!

Часть третья

Ремонт

Глава первая

Бледное солнышко утонуло в море огней, захлестнувшем город. Столбик термометра подползал к минус двадцати. С багряного неба сыпался снег. Из метро валил такой пар, что люди возле дверей шарили руками, будто слепые. Не менее густой пар клубился и над платформой железнодорожной станции, вырываясь из тысяч ртов и носов. Казалось, что воздух и жёлтый свет фонарей трещат от мороза. К краю платформы от касс было не протиснуться. Подходила рязанская.

– Пропускаем? – спросила Дашка-цветочница, обращаясь к двум своим спутникам. Это были Маринка, которая прижимала к груди букетик гвоздик, и Лёшка – широколицый, плечистый парень в валенках, телогрейке, ватных штанах и шапке-ушанке, лихо заломленной на затылок.

– Само собой, – отозвался Лёшка, – я два часа стоять не хочу!

– Ну, а я поеду, – решительно заявила Маринка, – мне полчаса постоять нетрудно.

На лице Дашки резким, базарным образом обозначилось возмущение.

– Ты нормальная? На хер надо стоять, если через десять минут подойдёт голутвинская, пустая?

– Да ни хрена она не пустая будет! А я замёрзла. И хочу спать. Всю ночь не спала.

– Всю ночь она не спала! Кто тебе мешал? – усмехнулась Дашка, – а ну, держи её, Лёха!

Ещё сильнее расширив лицо ухмылкой, Лёшка схватил Маринку за локти. Её лицо болезненно искривилось, но вырываться она не стала. Знала – бессмысленно. Лёшка мог тащить на плечах два мешка картошки. Он каждый день возил её из Коломны и продавал около кафе, напротив Маринки.

Сидячих мест в электричке не было. Народ хлынул в неё потоками.

– Видишь, видишь? – торжествовала Дашка, – тебя бы там раздавили всмятку, как пачку творога!

Двери лязгнули. Электричка тронулась. Отпустив Маринку, Лёшка спросил:

– Покурим?

Вытащил из кармана ватных штанов «Парламент» с ментолом, содрал красную полосочку. Не снимая перчаток, Девушки взяли по сигарете. Лёшка дал прикурить. Маринка закашлялась.

– Дым сигарет с ментолом, – запела Дашка.

– Заткнись! – сказала Маринка, – ты не одна!

– Зато ты одна! Поэтому бесишься.

У Маринки дрогнули губы. Она смолчала и осторожно сделала небольшую затяжку.

– Жених сегодня не приходил к тебе? – спросил Лёшка.

– Какой жених?

– Ну, этот заморыш, …! Как его…

– Матвей, – подсказала Дашка.

– Точно, Матвей! Приходил сегодня?

– Да, утром.

– Жаль, что не днём! Сегодня уж я бы точно рожу ему расквасил.

Маринка сплюнула.

– Как бы ты её ни расквасил, она страшнее твоей не будет.

– Ну, это ты со зла говоришь, – также сплюнул Лёшка, – я не урод.

– Но и далеко не красавец.

– А он – красавец?

– Я бы сказала – да, – встряла Дашка, – он симпатичный мальчик. Но только странный какой-то.

Платформа вновь заполнялась. Лёшка вальяжно грыз сигаретный фильтр, щуря глаза, бесцветные и свирепые, на Маринку.

– Ну и дала бы ему! Чего не даёшь?

– А тебе от этого легче станет?

– Да мне не очень-то тяжело. О себе подумай! Лет-то уж тебе сколько?

– А ну, отстань от неё, придурок! – крикнула Дашка с яростью, выдававшей не столько пламенное желание защитить подругу, сколько досаду – дескать, вот идиот, ничего нельзя рассказать!

Вскоре подошла электричка. Лёшка взял её штурмом, оттолкнув нескольких человек. Две его попутчицы втиснулись вслед за ним, заняли скамейку. Маринка села к окну. Сняв перчатки, стала дышать на окоченевшие руки. Стекло было покрыто изморозью, позволявшей видеть только огни. Когда электричка тронулась и ушла за пределы станции, у Маринки возникло чувство, что она едет не по столице, а по каким-то степям, среди деревень и сёл, занесённых снегом. Дашка и Лёшка громко болтали и пили пиво, банки с которым последний вытаскивал из карманов ватника. Предлагали Маринке. Она отказывалась. Молчала, глядя в окно. Дашке было ехать до Белоозёрска. Она жила с родителями и братом. Имелся, кажется, и жених. Лёшка жил в Коломне. Много людей в вагоне стояло. Когда проехали Выхино, у Маринки к горлу подкатил ком. Она огляделась, и, уступив своё место женщине, пошла в тамбур.

– Возьми меня к себе ночевать! – крикнул ей вслед Лёшка.

– Тебе со мной скучно будет.