Холодная комната

– Всё, – звякнула Маринка своим тонюсеньким голоском, как связкой ключей. Матвей усмехнулся.

– И про икону? – стала уточнять Юлька.

– И про икону.

– И про собаку?

– И про собаку.

– И про Анькину ногу?

– И про Анькину ногу.

– И про мальчишку этого?

– Да, про Петеньку.

– И про то, как ты ночью зашла в тот дом?

– Разумеется.

– И про то, что ты там увидела, кроме этой иконы?

– Кроме этой иконы, я там ничего не видела.

Юлька резко остановилась и поглядела на собеседницу. Та зевала.

– Совсем-совсем ничего?

– Ну да, там было темно. А перед иконой слабенько так горела лампадка медная. Я икону схватила и понеслась домой со всех ног.

С этими словами Маринка догрызла свой кусок шоколадки, встала и зажгла газ под чайником. Потом села. Её лицо казалось бесстрастным. Юлька, преодолев желание дать ей в лоб, резко повернулась к Матвею.

– И что ты думаешь про всё это?

– Да я про всё это даже и думать не собираюсь, – сказал Матвей, закурив, – мне две моих бабки с четырьмя тётками столько всякой херни понагородили про нечистую силу, когда я маленький был, что меня от всех этих оборотней, русалок, ведьм, упырей и церквей в озёрах до сего дня тошнит. Давайте мы эту тему лучше закроем.

– Одну минуточку, – возразила Юлька и осторожно, стараясь не наступать на грязь в коридоре, направилась к телефону. Сняв с него трубку, она нажала восьмёрку, потом – ещё десять кнопок. Это был номер Мальцева. Тот мгновенно вышел на связь. Видимо, держал телефон в руке.

– Я вас слушаю.

Голос выдавал взвинченность и усталость. Он прозвучал на фоне шума мотора.

– Ещё раз здравствуйте, Сергей Афанасьевич. Это Юля.

– Юленька, ты? – очень удивился или прикинулся удивлённым Мальцев, – рад тебя слышать! Искренне рад. Ты где?

– Далеко от вас. Не доедете. Да оно того и не стоит. Вы сейчас можете говорить?

– Конечно, могу.

– А слушать?

– Тем более.

– Тогда слушайте. Я вам утром врала. Я всё, всё, всё помню. Мало того – я кое-что знаю. Я знаю больше, чем Хусаинов знал. А его убили именно потому, что сочли чрезмерно осведомлённым. Я знаю, кто она и откуда. Я знаю, за что она убивает. И я могу её взять.

– Отлично, – произнёс Мальцев прежним, полушутливым тоном, – однако, если ты знаешь больше, чем Хусаинов, то почему до сих пор жива? Это нелогично.

– Это очень логично. Как и любая мразь, она хочет, чтоб перед ней трепетали, и потому не трогает тех, кто, по её мнению, сломлен и не решится выдать её. Иногда она ошибается. Например, ошиблась с Анечкой Карташовой. Со мной, как видите, тоже. Она уже это поняла и потому скоро начнёт охоту за мной. Но если вы попытаетесь брать её на живца, она затаится. Так что, лучше не суйтесь. Живец возьмёт её сам. Я её возьму. Я вам её притащу, Сергей Афанасьевич. Генерал-майорские звёзды вас не минуют, мой дорогой! Я это вам гарантирую. Вы мне, главное, не мешайте.

– Да мне полковничьих звёзд хватает, Юлия Александровна! Но я рад, что вы, как шесть лет назад, полны сил и бодрости.

– Да, конечно, меня в психушке перекололи! – взвизгнула Юлька, – так подбодрили, что я пять лет потом хохотала: три года – в зоне, где мои ранки окурками прижигали, чтоб я бинты не просила, потом два года – на воле, где что-либо просить уже было не у кого! Ведь вы, Сергей Афанасьевич, всё сделали для того, чтоб я перестала быть человеком! Именно вы!

– Что ты говоришь? – взорвался и Мальцев, – я тебя заставлял для самозащиты бить безоружного человека сковородой по затылку? Я тебе не давал квартиру приватизировать? Я учил тебя на врачей бросаться в больнице?

Юлька заплакала.

– Вы – скотина, господин Мальцев! Просто скотина!

Плакала она долго. Глотала слёзы, плевалась. Матвей с Маринкой окаменело слушали и смотрели. Мальцев молчал. Наконец, смягчился.

– Юля! Ты можешь мне объяснить, чего ты от меня хочешь?

– Да, Сергей Афанасьевич, я могу это объяснить. Я хочу, чтоб вы сейчас вспомнили обстоятельства смерти Анечки Карташовой. Вы интересовались ими по моей просьбе шесть лет назад. Если вы забыли…

– Юля, я ещё молод для склероза. Не тяни время.

– Хорошо, хорошо, товарищ полковник! Раз вы всё помните, то спросите сейчас Матвея, что с ним сегодня произошло. А потом, пожалуйста, расскажите ему о том, чем я занималась шесть лет назад. Мне кажется, что он должен об этом знать. Иначе ему – конец, Сергей Афанасьевич. Понимаете?

– Дай-ка трубку Матвею, – сказал Сергей Афанасьевич, помолчав. Потом зашуршал пачкой сигарет, щёлкнул зажигалкой. Положив трубку на тумбочку, Юлька жестом подозвала Матвея. Тот подошёл.

– Ни слова не говори ему про Маринку, – шепнула Юлька. Матвей взял трубку и поздоровался. Что-то выслушав, стал рассказывать про собаку. У Юльки не было сил стоять. Она прошла в комнату, и, без света найдя диван, легла на него. Уснула.

Глава вторая

Чайник закипал.

– Она пропорола ногу, допрыгала на другой до этого дома, открыла дверь, упала вовнутрь и потеряла сознание, – говорила Маринка, – когда очнулась – увидела, что собака лижет ей ногу. Зализав рану, собака стала лизать ей другое место. От страха Анька ещё раз вырубилась. А очухалась уже ночью, на берегу ручья.