– Так значит, собака лишила её невинности? – уточнила Юлька.
– Ну, да.
– Эта тварь два дня за Женькой моталась, – вступил в разговор Матвей, – следовательно, она из его разговоров с Иркой узнала, что будет рейд и жёстко заберут всех, у кого разрешений нет. А значит, и меня тоже. Женька, получается, знал об этом. Вот сволочь!
– Мать твою драть! – возмутилась Юлька, – конечно, самое сногсшибательное во всей этой ситуации то, что Женька твой – сволочь! Ничего больше сказать не хочешь?
Матвей налил себе чаю. Кисло взглянув на Маринку с Юлькой, ждавших его ответа, налил и им. Потом произнёс:
– Ну, панночка – это бред конкретный.
– Оборотень – не бред, а панночка – уже бред?
– Да не знаю я! Дуркой веет от всего этого. Буйной дуркой.
– Матвей почуял запах родного дома, – усмехнулась Маринка. Стали пить чай с белым хлебом. За окнами падал снег. Было десять тридцать утра. Юлька ночью вскрикивала. Её преследовали кошмары, чего не происходило с нею, когда она спала на вокзалах. Но, тем не менее, она выспалась. Поэтому была зла. В последние годы вялость у неё сменялась лишь злостью. Матвей с Маринкой полночи проговорили. При естественном свете Юлька казалась им более адекватной, чем накануне, когда она с трудом ворочала языком от усталости и на психику ей давил свет стоваттной лампочки без плафона.
– Значит, что мы имеем, – начала Юлька, отодвигая пустую чашку, – во-первых, она убила семь проституток, которые, согласно свидетельским показаниям, были все лесбиянками. Во-вторых, она поставила перед собой цель угробить Матвея, который…
– Также является лесбиянкой, – вставил Матвей. Маринка хихикнула.
– Поработаем над мотивами, – зло повысила голос Юлька, качая тапком, болтающимся на пальцах ноги, закинутой на другую ногу, – все убитые проститутки были гражданками ближнего зарубежья. Все они знали рыжеволосую женщину, о которой свидетели ничего толком сказать не могут, кроме того, что видели её с ними. И все они, несмотря на свою гомосексуальность и род занятий, имели с недавних пор женихов – притом неплохих, с московской недвижимостью, и намеревались в ближайшем будущем завязать с проституцией. Исходя из этого вырисовывается мотив, а именно – ревность. Но в ситуации с вами он не столь очевиден, так как Маринка, насколько я понимаю, не лесбиянка и никаких отношений с панночкой не имела. Кстати, Маринка, а у тебя когда-нибудь был мужчина?
– А что? – спросила Маринка, налив себе ещё чаю. По её тону можно было понять, что она ждала этого вопроса, и ждала так, как безногий ждёт медкомиссии, призванной подтвердить, что со времени предыдущей комиссии ноги у него ни на сантиметр не отросли.
– Ответь. Это важно.
– Ладно. Мужчина у меня был.
– Ты его любила?
– Закрыли тему.
– Ну, хорошо, – согласилась Юлька, скосив глаза на Матвея, который грозно щурился на Маринку, – не так уж важно, любила ты его или нет. Важно то, что он, насколько я понимаю, мёртв. Это так?
Маринка молчала.
– Итак, он мёртв, – продолжала Юлька, – теперь должен умереть Матвей. Это непременно случится, если мы хоть на один миг забудем об осторожности. Сколько вы знакомы друг с другом?
– Месяца полтора, – ответил Матвей.
– А секс между вами был?
Маринкины уши вспыхнули так, что Юлька с Матвеем, забыв про вежливость, удивлённо на них уставились.
– Слушай, ты! Это не твоё…
– А вот и моё, – перебила Юлька, – не забывай, что у нас отныне все дела – общие, потому что мы – в одной лодке посреди океана, и грядёт буря. Но мне ответ ваш не нужен. Я и так вижу, что между вами ничего не было. А причина этого – в том, что Маринка очень боится за твою жизнь, Матвей. И правильно делает. Но вернёмся к сути вопроса. У семи девушек, имеющих половую связь с ведьмой, вдруг появляются женихи. В сознании проститутки, перед которой открывается перспектива брака с хорошим мальчиком, происходят огромные перемены. Не просто так говорят, что бывшие проститутки – лучшие жёны. Рыжая понимает, что эти барышни, оказавшись замужем, неминуемо выйдут из под её влияния, и тогда ей спокойно спать не придётся, так как они о ней весьма много знают. Это касается и Маринки. У девушек её склада секс вызывает психологический слом и взрыв чувств к партнёру.
– Откуда ты это знаешь-то? – заорала Маринка, ударив кружкой по столу так, что чай расплескался, – откуда, …?
– Рыбак рыбака видит издалека, – ответила Юлька. Маринка по лошадиному фыркнула, выражая этим своё презрение к ней.
– Твою мать! Вот ещё нашлась Зигмунд Фрейд! С Курского вокзала!
– Не понимаю, а почему нельзя было сразу Маринку-то устранить? – вмешался Матвей, – мне кажется, это было бы куда проще, чем столько лет не давать ей трахаться.
– Идиот, – коброй прошипела Маринка, – вот идиот!
Уронив и вновь надев тапок, Юлька предположила:
– Значит, Маринка имеет в её глазах какую-то ценность.
– Какую ценность? Она ведь к ней ни разу не подбиралась!
– Во-первых, я бы не утверждала это с такой железной категоричностью. Для Маринки соврать – что пёрнуть.
– Слушай, заткнись! – вскричала Маринка, топнув ногой в зелёном носке.