Холодная комната

– Три зуба вставить, сиськи насиликонить, – весело подхватила Юлька, – тогда уже будет можно в открытом гробу отпеть!

Встав, она зажгла под чайником газ. Сполоснув две кружки, плеснула в них ядрёной заварки. Кириллу, как это обыкновенно и прежде бывало с ним, зачем-то хотелось сгладить неловкость, и он спросил:

– Это её парень?

– Ты угадал.

Чайник был горячий и почти сразу вскипел. Снимая его с плиты, Юлька дружелюбно прибавила:

– Хватит, Бровкин, чушь городить! От меня осталось немного.

– А ты действительно бомжевала два с половиной года?

Юлька кивнула. Наполнив кружки, уселась.

– Так позвонила бы!

– Кому?

– Мне.

– Зачем?

– Ну, я бы помог.

– Так я до сих пор бомжую.

Возникла опять неловкость, которую предстояло как-то по-идиотски заглаживать. Юльке стало смешно. Она засмеялась. Кирилл, конечно, вынул из кителя портмоне, достал из него пятисотрублёвку и протянул её собеседнице. Та взяла.

– Спасибо, Кирилл Евгеньевич. Только вряд ли я вам их скоро смогу отдать.

– Да брось ты, ей-богу! – махнул своей мускулистой рукой Кирилл, убрав портмоне, – я, правда, семейный, но всё равно – забудь и не вспоминай! Ты меня сто раз выручала.

Сунув купюру в карман халата, Юлька насыпала в свою кружку три ложки сахара.

– Ты всё с той же?

– Да нет, с другой. От первой – два хрюнделя, пацан с девкой. Эта – на шестом месяце.

– Ой, кошмар! Зачем тебе столько?

Кирилл невесело отхлебнул несладкого чая.

– Знаешь, Юлька – любого можно спросить, зачем он сам себе строит ад. Но ни от кого вменяемого ответа ты не добьёшься. Ведь человек – это биоробот, запрограммированный на самоуничтожение. Вот взять хотя бы тебя…

– Меня брать не надо, – решительно воспротивилась Юлька, – я могу объяснить, зачем мне понадобился свой ад.

– Но ты скажешь глупость. Или банальность. Я тебя знаю.

Синицы и воробей за окном чирикали уже жалобно. Юлька встала, и, открыв форточку, накрошила им ещё хлеба. Потом спросила, сев уже не на стул, а на подоконник:

– Так ты считаешь, я – дура?

– Конечно, нет! Но женщины, как известно, делятся на два вида – прелесть какие глупенькие и ужас какие дуры.

Взяв свою чашку, Юлька старательно размешала сахар и стала пить, сопя заложенным носом.

– Кстати, как там Инна Сергеевна?

– Карнаухова? Ой, не спрашивай! Мы давно её потеряли.

– Господи! Умерла?

– Если бы! Пошла в адвокаты.

Юлька хихикнула.

– Да, реально, потеря. Но не для вас, а для адвокатской палаты.

Кирилл вздохнул.

– Это точно.

– А ты теперь работаешь в «Генке»?

– Нет, в городской. Просто я женат на дочери Мальцева.

– Что, что, что? – заорала Юлька, расплескав чай, – ты женат на дочери Мальцева?

– Да, на старшей, на Танечке, – пояснил Кирилл, достав из кармана «Мальборо», – курить можно?

Юлька кивнула. Допив оставшийся на дне кружки чай и тапком размазав по полу то, что выплеснулось, промолвила:

– В таком случае, никакой ты не биоробот, а очень даже разумное существо. Мои поздравления, мсье Бровкин! Или, может быть, ты фамилию жены взял?

– Юленька, ты – прелесть какая глупенькая, – с усмешкой сказал Кирилл, прикуривая, – да кто такой Мальцев, если задуматься? Да никто. Конечно, он не дурак, но он умудрился за тридцать четыре года ни к одному дерьму не притронуться, и его, исходя из этого, очень трудно заставить под чью-то дудку плясать. Порой заставляют, но это часто выходит себе дороже. Ты его знаешь! Старый, упрямый, злой. Его выживают. И скоро выживут. Сама видишь, какой висяк на него спихнули!

– Хватит рассказывать сказки Пушкина, – отмахнулась Юлька, – думаешь, я не знаю, кто такой Мальцев? Меня, конечно, в дурке много кололи всякими штуками, но от этого больше задница пострадала, чем голова.

– Так я разве говорю, что Мальцев – не сука? Я говорю, что ему почти сорок лет шикарно везло, и он начал много о себе думать, и что его последние восемь лет лишь для того терпят, чтоб спихивать на него заведомую дохлятину! Например, такую, которой он тебя загрузил.

– Ах, бедный-несчастный! Я что, должна его пожалеть? Или тебя с Танькой, ради которой ты бросил двух ребятишек? Так я уже вас всех пожалела! Я объяснила ему по-русски: «Мальцев, не суйся! Я притащу тебе эту тварь, ты только не суйся!» Не понимаю, чего ещё ему нужно? Иди, скажи ему, что я – трезвая, что я помню наш разговор, что я уже занимаюсь этой работой!

Кирилл спокойно давил окурок.

– Зря ты так, Юлька.

– Кирилл, пойми: то, что ты приехал сюда – это очень плохо. Это ужасно. Ты что, не помнишь обстоятельства смерти Алексея Григорьевича и Анечки Карташовой? Не понимаю, как у тебя хватило ума так меня подставить!

– Послушай, Юленька, – произнёс Кирилл, помолчав с минуту, – будем говорить прямо. Я тебя не подставил, так как она, насколько я понимаю, ничего не боится и всегда действует напролом. Ты знаешь нечто такое, чего не знаем ни я, ни Мальцев. Ты знаешь, какую роль во всей этой чертовщине играет эта Маринка, адрес которой ты попросила меня найти много лет назад, а также Матвей. Возможно, ты знаешь, кто эта рыжая и чего она хочет. Но никто эту информацию из тебя выбивать не будет. Больше того – Мальцев мне поручил сказать тебе то, чего ты не знаешь.