Холодная комната

– Триста гринов, – ответила та, решив: будь что будет. Без денег ей была смерть, а переговоры с тем, кто считал, что одна из центральных московских улиц – его земля, похоже было, срывались.

– У нас с собой только двести.

– А мне плевать. Я сказала – триста.

– Ладно, садись.

– Но это – моя земля, – нахраписто гнул своё сутенёр. Когда Кременцова, распахнув заднюю дверь машины, ставила на подножку больную ногу, он попытался её схватить, однако водитель резво сорвал автомобиль с места, и сутенёрские пальцы по Юле только скользнули. Плюхнувшись на сиденье, она захлопнула дверь, и джип набрал скорость. Его мотор вряд ли уступал ракетному двигателю. Сидевшие впереди ещё раз взглянули на Юлю, водитель – в зеркало, пассажир, который с ней торговался – поверх плеча. Оба они были солидные и угрюмые.

– И куда мы с вами поедем? – спросила Юля.

– На нашу землю, – сказал водитель.

– Разве она так близко? У меня времени – два часа.

– Тут ты ошибаешься. У тебя впереди – вся вечность.

От этих слов, а также от тона, которым они были произнесены, по всей спине Юли прошёл мороз. Тем временем, джип через Моховую выехал на Воздвиженку, а с неё – на Новый Арбат. Потом свернул на Садовое.

– Меня Юля зовут, – представилась Кременцова как можно более твёрдым и бодрым голосом. Два угрюмых азербайджанца как будто и не услышали. Они тихо переговаривались по-своему.

– Можно мне узнать ваши славные имена? – пристала к ним Юля.

– Твой голосок начинает меня бесить, – сказал пассажир, достав пачку «Винстона», – а когда я не в духе, меня зовут Азраил.

– Красивое имя, – сказала Юля.

– Ты, как я вижу, не знаешь, кто такой Азраил?

– Нет, не знаю. Кто?

– Ангел смерти.

Юля гадала, есть ли у них оружие. Оба были в кожаных куртках. Под ними, в принципе, можно было запрятать хоть автоматы. Тщательно взвесив все за и против, Юля решила выпрыгнуть на ходу, благо что машин на Садовом было не очень много. Однако, дёрнув ручку двери, она поняла, что ей это не удастся. Да, дверь была заблокирована. Оставалось только разминать кисти, чем Юля и занялась со свойственной ей старательностью. Ей было очень тоскливо. «Смерть», – подумалось ей, – «как жопа: думать о ней приятно, а лезть в неё – ой-ёй-ёй!»

Тем временем, подъезжали уже к Таганке. На неё и свернули. Когда стояли на светофоре перед Верхней Радищевской, пассажир повернулся к Юле и протянул ей три зелёных бумажки с изображением Франклина.

– Возьми деньги.

Ему пришлось сказать это дважды – до такой степени Юля была ошеломлена. Запихивая купюры в карман, она едва слышно пробормотала:

– Спасибо вам… Большое спасибо!

– Не за что. Ты работу сделай как следует! Это важно. Ты понимаешь? Важно!

– Окей. А где я буду работать?

– Здесь, на Таганке, в одной квартире. Позвонишь в дверь и скажешь тому, кто её откроет: «Здравствуйте! С прошедшим вас Днём рождения! Я – подарок от Ибрагима и Элика!» Ясно?

– Да.

– Он быстро тебя отпустит, у него дел – до чёртовой матери. Мы тебя будем ждать у подъезда. Когда ты спустишься, мы ему позвоним и спросим, остался ли он доволен. Всё поняла?

– Так точно… Да, поняла.

– А презервативы у тебя есть?

Она полезла в карман.

– Никак нет… Ой, чёрт возьми! Кончились.

Ей вручили четыре штуки. Она опять ударилась в панику.

– Ему сколько лет?

– Он немолодой. У него недавно жена скончалась. Надо его утешить.

Медлительный светофор дал зелёный свет. Разогнав машину до второй передачи, водитель свернул под арку дореволюционного дома с несколькими подъездами. Во дворе царили потёмки. Горели два фонаря, да и то неярких.

– А он хоть знает, какой подарок вы для него придумали? – осторожно спросила Юля.

– Нет, его ждёт сюрприз. Но он будет рад. Абсолютно точно. Нам ли не знать! Мы – джигиты, и он – джигит.

Припарковав джип возле одного из подъездов, водитель заглушил двигатель, разблокировал двери, выключил фары. Его товарищ за руку подвёл Юлю к подъезду со стальной дверью под видеонаблюдением. Код двери был ему известен. Вошли вдвоём. Слева от ступенек, которые вели к лифту, сидел за столом консьерж – судя по лицу, отставной военный. Он и азербайджанец ни одним словом не обменялись, но доверительно улыбнулись один другому.

– Второй этаж, квартира тридцать четыре, – обратился азербайджанец к Юле, дойдя вместе с ней до лифта, – ты всё запомнила?

– Всё запомнила.

– Повтори, что надо сказать.

Юля повторила. Джигит остался доволен.

– Всё правильно. Поднимайся.

И вызвал лифт.

Стоя перед дверью тридцать четвёртой квартиры, Юля сосредоточенно тёрла рукою лоб, пытаясь осмыслить, что происходит. Ей надо было нажать на кнопку звонка. Она не решалась. Она вошла бы с большей охотой на выволочку к районному прокурору, чем в эту дверь, за которой даже не ждал её человек, которого два бандита, явных мокрушника, называли таким же, как и они, джигитом. Какого чёрта она здесь делает? Она, Юлия Кременцова – бывшая комсомолка, отличница, гитаристка, спортсменка и лейтенант районной прокуратуры!

Дверь вдруг открылась. Не ожидавшая этого Кременцова, похолодев от ужаса и зажмурившись, еле слышно пролепетала: