Холодная комната

– Это верно, – кивнула взлохмаченной головой Ребекка. В лучах июльского солнышка её стал одолевать сон. Но она решила не поддаваться. Возок, тем временем, вполз на гору, восточная сторона которой срывалась круто к Днепру, а западный склон ниспадал уступами к перелеску. Сзади и спереди от него зияли овраги, густо заросшие всякой дрянью. С горы же открылся вид на сотников хутор. Верхняя его часть с двумя ветряными мельницами стояла на её нижнем уступе. Вдали, у линии горизонта, были видны другие селения. Хутор не показался Ребекке очень большим, поскольку часть хат скрывалась за яблонями и грушами. Лишь потом ей стало известно, что он насчитывает полсотни дворов. На дальнем его краю, среди тополей и вязов, высилась церковь с тремя конусообразными куполами. От неё шла через заливные луга тропинка к Днепру.

Спуск к хутору был крутой, и притом дорога тянулась не напрямик, а зигзагами, огибая бугры и рытвины. Пару раз возок накренился так, что Ребекка вскрикнула. Но Грицко и кони настолько приноровились к спуску, что ни они, ни он, судя по их взглядам, даже не отвлеклись от своих дремотных, туманных помыслов. Вблизи хутора паслось стадо – коровы, овцы. Их сторожили со всех сторон ухоженные борзые псы. Долговязый хлопец, сидя на камне, перебирал струны домры.

– Микитка, псарь, – представил его Грицко, – пастух наш недавно помер, так что пока Микитка пасёт, – и повысил голос, свесившись в сторону, – эй, Микитка! Здорова!

Микитка молча махнул рукою, явно досадуя, что ему оборвали песню.

– А девиц много у вас на хуторе? – поинтересовалась Ребекка.

– Десятка два осталось ещё. Пан быстро для них женихов находит. Он говорит, что всё зло – от девок и баб безмужних.

– А сам с Ясиной живёт?

– Да, порой случается и такое.

Достигли хутора. Возле мельниц Грицко рывком натянул поводья. Кони остановились. Три казака, проснувшись, повылезали. Ребекка спрыгнула с облучка, и Грицко один поехал к конюшне. Был уже полдень или без четверти. Запорожцы, зевнув, раскурили трубки и повели Ребекку к панскому дому. Один казак нёс её мешок, другой – обе скрипки, а третий – ноты. Было их два мешка. По хутору ошивались куры, бабы и свиньи. Они с большим интересом глазели на длинноносую незнакомку с чёрными волосами и переглядывались, обмениваясь без слов какими-то мыслями. Перед панской хатой стояли двумя рядами амбары. С трёх сторон хату обступал сад. Две груши росли в сторонке от остальных, справа от крыльца. Между их стволами была натянута бельевая верёвка. Стройная молодая женщина с очень бледным лицом развешивала на ней бабские чулки, рубашки и панталоны. Это занятие показалось Ребекке довольно странным, ибо лицо бледной незнакомки ошеломило её своей красотой. Да, её, её, знавшую любовниц трёх королей и обворовавшую их! Замерев на месте, Ребекка молча глядела.

Прекрасная хуторянка слишком была поглощена делом и напевала, поэтому ничего вокруг вообще не видела и не слышала. Перехлёстывая верёвку мокрым бельём, она так легко вставала на пальцы ног, что можно было подумать – её с трёх лет учили балету. На ней был белый платок от солнца и голубой сарафан, надетый поверх рубашки. Он был для девушки тесноват, рубашка прилипла к её вспотевшему телу так, что вполне очерчивались округлые ягодицы, стройные бёдра, вогнутая спина, упругие груди. Светло-русые волосы выбивались из-под платка на глаза красавицы, очень грустные и большие.

Три казака с облаками дыма ввалились в хату. Услышав стук их сапог по доскам крыльца, прачка обернулась, и – оказалась лицом к лицу с приблизившейся Ребеккой. От неожиданности красавица сделала шаг назад, комкая болезненно-тонкими, огрубевшими от работы пальчиками рубашку с пышными кружевами. Опять приблизившись к ней вплотную, Ребекка села на корточки и ощупала каждый палец сперва одной загорелой её ноги, а затем – другой, пытаясь понять, откуда у них балетные свойства. Выпрямляясь, она спросила:

– Тебя Ясиной зовут?

– Нет, я не Ясина, – пробормотала прачка, – я – Настя.

Голос был тихий, мягкий, встревоженный. Но не робкий. Ребекка не отрывала глаз от лица загадочной девушки.

– Это всё бельё панночек?

– И Ясины.

– Кто ты такая? Немедленно отвечай! Признавайся!

– Настя.

Три запорожца вышли из хаты и убрели, смеясь над Ясиной. За ними вышла она сама. Взглянув на неё, Ребекка также хихикнула: хоть Ясина и хороша была, а смешно смотрелась в голубом платье времён царицы Елизаветы, откопанном в сундуке покойной супруги пана. Вдобавок, платье из золотой парчи оказалось и не совсем по росту Ясине, коротко. На её ногах были дорогие шёлковые чулки, а обуви не было – туфли все оказались ей маловаты. На пальцах дворовой бабы блестели кольца с рубинами и сапфирами, в ушах – серьги до самых плеч.

Ясина не стала долго приглядываться к Ребекке. Её усмешка пришлась ей не по душе. Но досталось Насте. Подойдя к ней, Ясина вырвала у неё ночную рубашку и осмотрела её придирчиво, а затем подняла глаза на бледную прачку.

– Это ты, стало быть, так стирала?

– Да, – чуть слышно сказала Настя, – а разве где-то не чисто?