Холодная кровь

– Все хорошо, – промолвила она, обнимая сестру. Эрика всхлипывала у нее на плече. Она стиснула руку Ленки и зарылась лицом в мягкую ткань ее пальто. Марек поманил детей и повел их прогуляться, чтобы не мешать сестрам. Эрика долго плакала. Оплакивала тех, кого потеряла, оплакивала свою жизнь, которую, как ей казалось, она растратила впустую.

– Все хорошо, moja zlata[29], – утешала сестру Ленка, поглаживая ее по коротким волосам. – Все хорошо, ты не одна.

Слезы у Эрики наконец-то иссякли, она почувствовала себя лучше. На нее никто не смотрел, ведь кладбище – единственное место, где чужие слезы ни у кого не вызывают любопытства.

Ленка дала ей бумажную салфетку.

– Ты же знаешь, ты можешь жить у нас сколько хочешь.

– Знаю. Спасибо. Но моя жизнь теперь не здесь. Рано или поздно мне придется вернуться.

– Ладно, давай зажжем свечи и поедем в город пить горячий шоколад, – сказала Ленка. – А потом Марек заберет детей, и мы с тобой побалуем себя чем-нибудь покрепче.

Эрика кивнула, улыбнулась, и они зажгли остальные свечи.

Глава 40

Пятница, 17 ноября 2017 года

Я давно не брала в руки дневник. Наверно, мне требовалось время, чтобы привыкнуть к новым обстоятельствам, осмыслить то, что произошло. Когда я ударила Шарлин ножом, во мне что-то изменилось. Словно я выступила из себя и обратилась в другого человека. Не то чтобы меня не мучают чувство вины и ужас от содеянного. Но ощущение такое, будто я пробудилась от спячки, когда взяла инициативу в свои руки и сама стала контролировать ситуацию после того, как меня долго подавляли. Макс всегда об этом говорит. И теперь я его понимаю. Мир скроен не нам в угоду. Ты должен сам взять то, что тебе нужно; ты должен бороться за выживание. Словно я приняла решение, что больше не хочу быть жертвой. Внутренний голос прежде спрашивал: «За что ты меня не любишь? Почему поступаешь так со мной? Что я сделала не так?» Всаживая нож ей в грудь, я чувствовала, что имею на это право. Кто она такая? Лживая наркоманка, никчемная стерва.

По возвращении домой после того, как мы сбросили в реку трупы, у нас с Максом состоялся долгий разговор. Я спросила у него, чего он хочет от жизни и как это можно осуществить. Мой вопрос его ошеломил. Он сказал, что хочет уехать. Сказал, что его мечта – эмигрировать, навсегда покинуть эту дрянную страну. Накопить денег и осесть где-нибудь в Испании или в Марокко, стать владельцем бара или фермы.

– В этой стране я всегда буду быдлом, – объяснил он. – Всегда буду типом с криминальным прошлым. Здесь вся классовая система устроена так, что мне никогда не выбиться в люди. Можно слоняться и ждать, когда подфартит, но все равно в глазах общества я останусь недостойным плебеем. А можно самому взять быка за рога.

– Вот давай и возьмем быка за рога. Будем действовать сообща. Перестань видеть во мне врага. Мы теперь с тобой в одной лодке. Я совершила убийство. На моих руках кровь. Мы с тобой на равных. Не будем ждать милостей от судьбы, – сказала я.

Этот наш разговор имел коренное значение. Он полностью изменил природу наших отношений, мы более или менее достигли взаимопонимания. Избавившись от трупов Томаса и Шарлин, мы на несколько недель затаились. Их исчезновение не наделало большого шуму. Через пару недель их тела вынесло на берег, но полиция пребывала в растерянности. По этому поводу был незначительный всплеск активности в интернете, в одной из газет появилась крошечная статейка, а потом все успокоилось. Мы тем временем строили планы. И чтобы претворить их в жизнь, нам требовались деньги.

Минувшим вечером мы пошли в Сохо. Макс снабжал наркотиками одного парня, работавшего в Сити, а тот недавно сболтнул, что у него пентхаус на Друри-лейн. Я подумала, что не мешало бы разведать обстановку. Пентхаус на Друри-лейн стоит, наверно, много миллионов, и не исключено, что несколько миллионов у него лежит где-нибудь дома.