Холодная осень. Иван Бунин в эмиграции 1920-1953

— Вы, дорогой Иван Алексеевич, так быстро вылетите в трубу, — увещевала его Цетлин. — Вы должны жить на проценты с капитала, который следует вложить в солидное, прибыльное предприятие.

Деловой авторитет Цетлин для Бунина был великим. Он готов был жить «на проценты». Приняв вид бизнесмена, осведомлялся:

— Вы можете мне рекомендовать предприятие с хорошими дивидендами?

— Я пришлю к вам братьев Мендельсонов. Это деловые люди. Они вам помогут.

И вот на рю Жак Оффенбах появились братья с музыкальной фамилией — симпатичные, рослые, с веселыми темными глазами на крупных лицах. Вскоре выяснилось, что они родились в начале века в Одессе, и это еще больше расположило к ним Бунина, любившего этот город и его обитателей.

Выпив по второй рюмке анисовой и закусывая зернистой икрой, братья осведомились:

— Скажите, мы очень похожи на идиотов? Если мы похожи не очень, так вкладываем ваши деньги в беспроигрышное дело «Бруль и К⁰» — производство нижнего белья. Вы, простите, без нижнего белья кого-нибудь видели? Нет, не видели, потому что нижнее белье нужно всем. Так что, заметано! Мы себе немножечко нальем? Спасибо! За то, чтобы ваши дети имели родителей-миллионеров!

Ни веселых братьев, ни своих денег Бунин больше уже не увидел. Мария Самойловна тяжело вздыхала:

— Виновата, ошиблась! Может, заявим в полицию? Бунин махнул рукой: «Ищи ветра в поле!»

Зинаида Шаховская, хорошо знавшая Ивана Алексеевича, писала в своих воспоминаниях: «Бедность Буниных была удивительна. При умении и малой доли практичности денег Нобелевской премии должно было хватить им до конца. Но во времена «жирных коров» Бунины не купили ни квартиры, ни виллы, а советники по денежным делам, видимо, позаботились больше о себе, чем о них. Все письма Бунина в эту эпоху вопиют о бедности и нужде, об обмане издателей, о нерадивых адвокатах…

Немалую сумму отдал он собратьям, а тут налетела туча новых почитателей, появились и опекуны. В денежных делах Бунины были беззащитны, а опекуны — легкомысленны или вероломны…

Что книги Бунина на иностранных языках продавались плохо — это участь многих лауреатов. Сама тематика Бунина, его художественная, но не соответственная новым веяниям проза в чужом мире оказались неприбыльными. Издатели же — не филантропы, они поддерживают книги (и писателя) только тогда, когда с самого начала видят, что те могут стать бестселлерами».

…Тем временем продолжали поступать письма с просьбами о помощи. Надежда Тэффи пустила по городу остроту: «Нам теперь не хватает еще одной организации — «Объединения людей, обиженных И. А. Буниным»[36]. Так что Бунин не только вновь остался бедняком, но и нажил себе еще и кучу недоброжелателей.

* * *

Не все ладно было и дома. Если прежде общая бедность сплачивала семью, то нынешнее богатство ввергало ее в распад. В обход лауреата многие обращались за помощью к Вере Николаевне. Та пыталась помогать, но Иван Алексеевич был против сего сепаратизма.

— Ты. Вера, бросаешь деньги на ветер — за неделю раздала неизвестно кому две тысячи. Больше от меня ничего не получишь! — выговаривал ей Бунин.

Еще 10 марта 1934 года Вера Николаевна жаловалась в письме Цетлин: «Дорогая Мария Самойловна, каждый день хочу писать Вам и каждый день проходит зря. И все от нездоровья… Здешний доктор определяет у меня от всего пережитого (сегодня год, как я узнала о смерти папы) полное расстройство всех внутренних секреций… Вообще я чувствую к Вам настоящую благодарность за все Ваше отношение к нам, а в особенности к Яну. Действительно, нужно особенно ценить друзей «в счастье», ибо они реже даже, чем в несчастье… Вы очень всем нам помогали в очень нелегкое время. Я очень ценю людей, которые умеют понимать, что нужно в данное время человеку, и у Вас это редкое качество есть.

Огорчения у меня не проходят и большие и меньшие. Последний брат мой серьезно болен. Всякий исход возможен, как он мне сообщает в последнем письме.

Меньшие — это то, что предвидела я, когда просила Комитет (помощи от Бунина. — В. Л.) устроить так, чтобы хоть немного денег было в моем распоряжении… Ведь всякую сумму можно распределить так или иначе, и распределить так, что несколько самых близких людей оказались «за бортом». И кроме того, внушили Яну, что он Бог знает что натворил… Он в последнее время послал еще 1700 франков. И мне это очень тяжело, так как порой я знаю, что «творить» и можно и нужно. Приходится иногда мне исхищряться очень, что тоже утомительно. Собирать по сантимам, что не в моем характере, так как личных сумм я не имею, а Ян только дает мне лишь на что-нибудь и лишь на меня. И жаловаться на это нельзя. Рассказываю это Вам лишь потому, что Вы были «скромным наблюдателем» в начале всей этой затеи и, как мне кажется, сочувствовали моей просьбе к Комитету дать в распоряжение мое некоторую сумму, чего Комитет не сделал, а устранив меня, еще укрепил в сознании Яна, что я только о том и думаю, чтобы пустить его по миру.

Ну, да на нет и суда нет. Простите, что я об этом пишу Вам.