Холодная рука в моей руке

Четыре дня назад мы покинули эту кошмарную Венецию, и вот наконец прибыли в Равенну. Весь путь проделали в наемной карете! Чувствую себя разбитой и больной. В точности так же, как вчера, позавчера и много дней назад. Страшно хочется поговорить с кем-нибудь. Сегодня вечером мама вообще не вышла к ужину. Папа сидел молча и выглядел лет на двести, хотя обычно выглядит не более чем на сто. Интересно, сколько ему лет на самом деле? Но гадать об этом бессмысленно. Это навсегда останется тайной, по крайней мере для меня. Может, мама знает, хотя бы приблизительно. Жаль, что я не могу болтать со своей мамой обо всем на свете так, как Каролина болтает со своей. Прежде мне казалось, что Каролина и ее мама выглядят как сестры, хотя, разумеется, я никогда не говорила об этом вслух. Но Каролина хорошенькая и веселая, тогда как я – бледная и тихая. Обычно сразу после ужина поднимаюсь к себе в комнату, сажусь у окна и смотрю вдаль. Провожу так полчаса, а то и час. Покидаю свое место, лишь когда наступает полная темнота.

Мне не нравится моя комната. Она слишком большая, и в ней всего два деревянных кресла, выкрашенных в сине-зеленый цвет с золотыми, почти выцветшими полосками. Ненавижу лежать на кровати, предпочитаю сидеть, хотя всякому известно, что это вредно для спины. К тому же кровать, несмотря на свои гигантские размеры, тверда, как высушенная жарким летним солнцем земля. Здесь, правда, земля не сухая. Отнюдь не сухая. С тех пор как мы выехали из Венеции, дождь льет не переставая. Ни на минуту. Надо же, когда мы покидали мой милый Дербишир, мисс Гисборн предрекала нам солнечную погоду. Эта кровать действительно громадная. На ней поместилось бы восемь таких девушек, как я. Но что толку об этом думать. Сейчас вспомнила: сегодня третье число, значит, мы путешествуем ровно полгода. Сколько городов я успела повидать – или проехать мимо – за это время! Некоторые из них уже стерлись из памяти. В любом случае мне не удалось их толком узнать. У папы какие-то свои представления, и в одном я совершенно уверена – они абсолютно не похожи на те, что приходят в голову другим людям. От всей Падуи у меня в памяти остался лишь всадник – наверное, каменный или бронзовый, но этого я так и не узнала. В Ферраре запомнился огромный замок-крепость, вид у него был такой устрашающий, что мне не хотелось его разглядывать. Он был громоздким, как эта кровать – на свой собственный манер, конечно. А два знаменитых, слишком больших города, где мы побывали на этой неделе! Не говоря уже о тех, которые посетили два месяца назад. Комедия, да и только, как любит говорить мама Каролины. Жаль, что сейчас их здесь нет – ни Каролины, ни ее мамы. Никто никогда не целовал и не обнимал меня так, как они; рядом с ними все предстает в счастливом свете.

По крайней мере, графиня предоставила в мое распоряжение целую дюжину свечей. Я обнаружила их в одном из ящиков комода. Делать тут, я полагаю, совершенно нечего, кроме как читать, – впрочем, можно еще молиться. К несчастью, я прочла от корки до корки все книги, которые захватила с собой, а купить здесь книги, особенно на английском, непросто. Тем не менее пред отъездом из Венеции мне удалось купить два толстенных романа миссис Радклиф. Увы, хотя свечей у меня целая дюжина, подсвечников всего два, и оба сломаны – как и все в этой комнате. Казалось бы, двух свечей должно быть достаточно; но, когда я их зажгла, комната стала еще больше и темнее. Наверное, здесь, за границей, свечи весьма низкого качества. Они сразу показались мне подозрительно грязными и бесцветными. Одна из них совершенно почернела, наверняка слишком долго пролежала в комоде. Кстати, в середине комнаты с потолка свисает нечто странное. Трудно назвать это люстрой; точнее сказать, это призрак люстры. В любом случае она висит слишком далеко от кровати. Во всех этих заграничных домах почему-то невероятно огромные комнаты. Как будто здесь круглый год тепло, что явно не соответствует истине. Комедия, да и только!

Честно говоря, я уже успела изрядно замерзнуть, хотя на мне темно-зеленое шерстяное платье, которое я прошлой зимой носила в Дербишире. Любопытно, согреюсь ли я в постели? Никак не могу заставить себя раздеться и лечь. Мисс Гисборн часто называет меня мерзлячкой. Замечаю, что употребила настоящее время. Интересно, уместно ли это по отношению к мисс Гисборн? Увидимся ли мы с ней когда-нибудь? Разумеется, я имею в виду, увидимся ли мы в этой жизни.

Со времени предыдущей записи в дневнике прошло уже шесть дней. Теперь я записываю абсолютно все; так происходит всегда, стоит мне взяться за перо. У меня такое чувство, словно, пока я записываю все, что со мной происходит, ничего ужасного не случится. Спору нет, глупо, но порой кажется – именно в глупостях и скрывается правда.