Холодная весна. Годы изгнаний: 1907–1921

На редких станциях, где останавливался поезд, можно было получить кипяток из «куба» с краном, стоящего на платформе. Сильно морозило, и густой пар окутывал его. Фросины кавалеры проворно соскакивали и, захватив наш чайник, наполняли его, а Фрося благодарила, улыбаясь.

Солдаты пели частушки:

Ехал поезд из Тамбова,
Стал среди Саратова,
Дальше ехать не хочу —
Дайте провожатого!

В это время уже возникла знаменитая песня о цыпленке:

Цыпленок жареный,
Цыпленок пареный,
Цыпленок тоже хочет жить.

Буржуйчик маленький,

Буржуйчик щипаный,
Буржуйчик тоже хочет жить…

В Саратов мы приехали рано утром. Ира С. предложила нам всем прямо с вокзала поехать на квартиру ее матери. И мы на двух извозчиках поехали к ее дому. Я никогда не забуду гостеприимства и сердечности матери Иры. Семья — традиционная еврейская семья — состояла из матери и четырех сыновей. Два старших были женаты, и все оставались вместе и жили дружно.

Первым делом мать Иры распорядилась, чтобы затопили колонку в ванной комнате. И мы все по очереди смогли вымыться с ног до головы. Затем, постелив чистые простыни, она уложила Наташу, Адю и меня в постель, а Ира принесла нам ломти пухлого белого хлеба, намазанные маслом. Я сразу заснула и блаженно проспала до самого обеда, когда, уже в сумерки, вся семья собралась в столовой. С. посадила маму справа от себя и, разместив всех нас, сказала маме с улыбкой:

— Не правда ли, Ольга Елисеевна, что для матери самое большое счастье на свете — это кормить детей?

Мама в тот же день разыскала в Саратове бывшую жену Владимира, брата В. М., Людмилу Николаевну. Ее брат, живший на хуторе в деревне Гусёлки под Саратовом, помог нам нанять одноэтажный отдельный домик, стоявший пустым на отлете. Туда без опасения мог приехать и скрываться В. М.

В Саратове еще можно было купить муку, крупу и масло. Нашлись и дрова, и наш дом стал теплым и уютным. Когда мы въехали, дом стоял занесенный снегом, и мы лопатами расчищали окна и деревянную террасу. Вокруг, сколько хватало глаз, простиралась белая равнина, и видны были только четко отпечатанные следы ворон.

В Гусёлках, в марте, я и сестры переживали нашу первую русскую весну. Наш дом стоял недалеко от Волги, и нам удалось видеть и слышать, как с громовым шумом треснул и, вздыбясь, тронулся лед. Из-под него показалась темно-синяя вода под осколками сверкающих глыб. Вдоль берега стояло множество людей, пришедших заранее, чтобы не пропустить этого мгновения.

С каждым днем подталины увеличивались, но снег еще лежал в тени, в оврагах и под деревьями. Всюду текли и журчали ручейки, и вскоре появилась молодая трава.

Через несколько недель после нас приехал из Москвы В. М. в сопровождении Иды Самойловны. В. М. с бритой бородой был неузнаваем. С его приездом к нам стали часто наезжать его товарищи из Саратова и разных городов России. Между этими деловыми свиданиями нам удалось всем вместе поехать на Волгу, в деревню Чардым, где жил знакомый В. М., волжский рыбак, державший связь с поволжской группой партии c.-p. Мы провели там неделю, ночуя в пустой избе на берегу, и спали на подостланной соломе. В. М. был всю жизнь страстным рыболовом. И в Чардыме он ездил с рыбаками на лодке забрасывать и тянуть сети.

В один из вечеров, когда уже стемнело, мы ждали их возвращения на берегу, при зажженном костре. Нас окружали тучи комаров и мошкары, и мы бросали в огонь лопатой землю, чтобы густой дым удалял насекомых. По местному обычаю, у нас всех на головах были надеты особые тонкие сетки, пропитанные гвоздичным маслом. Улов был необыкновенным — рыбаки с гордостью показали нам дно лодки, где кишели пойманные стерляди и сельдь. Рыболовы заранее повесили над огнем большой, продымленный чугун c водой и накрошили лук и петрушку. Они опускали в него свежую стерлядь, нарезанную кусками, и уха бурлила в котелке. Когда она сварилась, наш хозяин поставил чугун прямо на береговой песок, посадил нас всех вокруг и раздал нам по деревянной ложке. И мы дружно хлебали желтую прозрачную уху из одного котелка, по-крестьянски подставляя под ложку корочку хлеба.

20

Мы вернулись на пароходике в Саратов. В июле В. М., сопровождаемый Идой Самойловной, выехал из Саратова нелегально, пробираясь в Самару. Мы переживали памятное лето 1918 года. Поволжье было охвачено волнениями. Члены разогнанного Учредительного собрания (Комуч⁸⁸) собрались в Самаре и объявили социалистическое правительство, и В. М. должен был принять в нем участие.