Холодная война в «сердце Африки». СССР и конголезский кризис, 1960–1964

26 января, когда посол получил это указание, Адула вылетел в Нигерию для участия в саммите 20 прозападных африканских стран. ЦРУ сработало более оперативно. Девлин успел растолковать Адуле и Бомбоко, «какую ловушку готовит им Советский Союз»[806]. Гуллион направил Адуле в Лагос личное послание, где сообщил, что СССР, вероятно, использует заседание Совбеза для критики его правительства за арест Гизенги[807].

Конголезский премьер не разочаровал американцев. Он выразил сожаление относительно советской инициативы «с целью созыва Совета Безопасности для обсуждения положения в Конго», предпринятой «дружественным правительством без предварительной консультации с законным правительством Республики Конго». Адула не видел «никакой необходимости в таком совещании, равно как и цели его созыва»[808]. Он собрал в Лагосе пресс-конференцию, на которой назвал требование СССР о созыве заседания «недружественным актом»[809]. Ему удалось добиться отправки в ООН телеграммы, где говорилось о «нецелесообразности и вредности для интересов Конго» вмешательства Совбеза в ситуацию в стране в настоящее время. Телеграмма была подписана председателем саммита президентом Нигерии Ннамди Азикиве[810].

Западные страны получили сильные аргументы для доказательства нецелесообразности рассмотрения положения Конго в Совбезе. Его председатель П. Дин (Великобритания) предоставил первое слово американскому представителю А. Стивенсону. Сославшись на телеграммы Адулы и саммита, тот заявил, что СССР настаивает «на созыве заседания, которого, насколько мне удалось установить, не хочет никто из тех, кто поддерживает деятельность Организации Объединенных Наций, осуществляемую в интересах народа и Центрального правительства Конго». Стивенсон сообщил, что Адула «собирается прибыть в Нью-Йорк, чтобы рассказать Генеральной Ассамблее о положении в его стране», и предложил закрыть заседание без обсуждения. С трудом получивший слово В. Зорин обвинил Дина и Стивенсона в попытках «согласованно и дружно» заткнуть ему рот и заявил, что советская делегация консультировалась «с представителем правительства Конго здесь в Нью-Йорке» относительно своей инициативы». Это не произвело впечатления на большинство членов Совета. Против продолжения заседания проголосовали семь его членов, воздержались двое (Гана и ОАР), два (Румыния и СССР) проголосовали за[811].

Гана и ОАР, прежде часто голосовавшие по конголезскому вопросу солидарно с СССР, на этот раз воздержались ввиду однозначной позиции Адулы, которого они признали легитимным премьером. В заявлении советского представительства при ООН подчеркивалась «желательность» его участия в обсуждении конголезского вопроса[812]. Хрущев, похоже, не потерял надежду наладить отношения с правительством Адулы.

Тот тем временем отправился с официальным визитом в США. Чтобы укрепить у заокеанских партнеров положительное о себе впечатление, он распорядился реально изолировать Гизенгу от внешнего мира. 3 февраля опального премьера перевели на остров Була-Бемба в эстуарии р. Конго. В этом царстве москитов с гнилым климатом его «резиденцией» стала строго охраняемая камера 3 на 3,5 метров, где «стояли две больничные койки, накрытые москитной сеткой, два маленьких стола, один для еды с двумя стульями, другой для работы с четырьмя стульями, хлипкий деревянный шкаф для одежды». За тонкой перегородкой находился санузел с туалетом и душем, но без зеркала. Ночью мешали спать крысы[813].

4 февраля «Правда» сообщила, что «Гизенга переведен в новое место заключения», о митингах протеста против его ареста. И на той же странице позитивно оценила выступление Адулы на заседании XVI сессии ГА ООН[814]. У читателя могло создаться впечатление, что премьер-министр не причастен к аресту своего бывшего заместителя. В Нью-Йорке Адула встретился с Зориным[815]. Снизился накал кампании в защиту Гизенги в советской пропаганде на зарубежные страны. Во время беседы с Подгорновым Бомбоко выразил удовлетворение, что в последнее время «значительно сократилось число передач московского радио по делу Гизенги, и заметил, что дело Гизенги – это внутреннее дело Республики Конго»[816].

На конголезско-американских переговорах в Белом доме Адула посетовал на «очень медленное начало» осуществления китонских соглашений и заявил, что Чомбе «тянет время», надеясь, что обстоятельства позволят ему «добиться сохранения отделения Катанги». В ответ он услышал, что надо вести переговоры с Чомбе и искать с ним компромисса[817].

Такой путь Адула считал тупиковым, и, вернувшись домой, он попробовал разыграть советскую карту. Выступая в парламенте, он заявил, что Зорин пригласил его посетить СССР, и он принял приглашение[818]. Тактика игры на противоречиях между сверхдержавами, опробованная применительно к Конго П. Лумумбой, уже не была действенной, поскольку СССР лишился былых позиций и влияния.

Размышления советского врача о конголезской независимости