— Но есть же детские садики, — возразил Рей. Они пересекли двор и стояли возле лифта.
— А что это такое? — с любопытством спросила Пати.
— Ну такие группы для детей, ребенка туда с утра отдают и после работы забирают.
— А-а, нет , так нельзя. Ребенку нужна мать! Если родная не может, то приемная. Мотать ребенка туда-сюда каждый день — только портить психику. А родные матери сами обычно не могут. Им или работать надо, или у них психические отклонения. С психиатрическим диагнозом ребенка все равно заберут сразу! У нас вон работала Кэти. Забеременела — с работы ушла. Родила — у нее сразу и забрали, конечно, потому что к этому времени был уже диагноз депрессии, а у кого его нет?
Рей снова вспомнил Беату. Да уж, какая мать из такой? Но здесь почти у всех либо депрессия, либо зависимость от чего-нибудь, либо фобии.
— Но ты-то, например, нормальная…
— Мне работать надо, — повторила Пати.
— Так что, получается, родные матери ребенка никогда не воспитывают? — поразился Рей.
— Нет, почему, можно добиться права на воспитание. По умолчанию, как раньше, его не дают. Обычно если есть муж… ну понимаешь — работающий муж или партнер. Или женщина, если это лесбиянки. То есть если партнер есть, и она либо она работает и зарабатывает много, то без проблем. Тогда мать сидит с ребенком, ухаживает за ним, ее базис выплачивает партнер, и им еще остается на жизнь.
— А, значит, если семья полная, — понял Рей.
— Да, но только мало таких. Кто возьмет замуж заведомо зависимую женщину? А ведь даже вот я — у меня есть образование, но я никогда не заработаю столько, чтобы слезть с базиса. Обычно, те, кто получше зарабатывает — друг на друге и женятся. Да, на время воспитания ребенка, конечно, партнер платит. Но хоть остальное время они нормально живут.
— А ты что же, никогда не планируешь ребенка? — тихо спросил Рей.
— Наверное, не получится, — дернула плечом Пати, — можно попробовать выучиться на начальницу медсестринской службы. Тогда я буду зарабатывать почти в два раза больше, но еще получать базис, это удобно, можно откладывать несколько лет, а потом, например, родить… Но обычно рожают по глупости — залетают, ребенка отдают приемной матери, и до свидания.
— А что, его нельзя как-то навещать потом?
— Когда как, зависит от режима, что присудят. Чаще нельзя. В течение первого года жизни ребенка еще как-то можно выцарапать. Ну вдруг ты внезапно разбогатеешь… А потом вообще сложно. Да и забывают потом. Я ведь тоже выросла у приемной матери, — заметила Пати. Рей с ужасом посмотрел на нее.
— А что такого? Нас было двенадцать детей, было весело.
Они пересекли широкий проспект и вышли в центральную часть второго яруса — гигантскую площадь, заполненную кафешками, пивными, магазинчиками и ларьками.
— Так ты своих родителей и не помнишь? — спросил Рей. Пати помотала головой.
— Не-а. А зачем?
— А с приемной… общаешься?
— Да редко, — буркнула Пати, — у нее и сейчас десять детей… Это ее профессия, понимаешь? Натали, она хорошая была, в принципе, ничего плохого сказать не могу. Но она же не может теперь с каждым из нас поддерживать близкие отношения.
— Тоталитаризм какой-то, — Рей покрутил головой, — как же вы… то есть мы вообще размножаемся?
— Да запросто. Многие залетают просто, а еще сюда едут женщины из Зон Развития, они и предохраняться-то не умеют, у них там это недоступно. Опять же, детей оттуда завозят из детдомов. А почему тоталитаризм? Наоборот, свобода. У нас же полная свобода, — улыбнулась Пати, — но ведь правда, что ребенка надо обеспечить, и что должна быть мать.
— Это да, — с горечью сказал Рей, — полная свобода. Что хочешь, то и делай. Но так, чтобы базис заплатили. Потому что могут и не заплатить, а больше продуктов и денег взять неоткуда.
— Ой, да какой ты мрачный сегодня! Пошли вон в «Кружку», игра уже начнется сейчас!
Пати схватила его за рукав и потащила в пивную, уже битком набитую людьми.
Игра шла на первенство Евросоюза — выборы в Европарламент, национальное представительство. Команда Германии — двадцать два высоких, стройных красавца — выступала в черных мундирах с красной и желтой отделкой, под цвет национального флага. В команде было трое чернокожих и еще человек восемь со смуглыми, неевропейскими лицами. Среди белых Рей без удивления узнал двоюродного внука.
Леон стоял среди форвардов — стройный, темноволосый, изящный. На боковых экранах было видно, как знаменосцы обеих команд устанавливают флаги на собственных вершинах. С одной стороны реял трехцветный немецкий флаг, с другой — швейцарский, красный с белым крестом.
Официант грохнул перед Реем кружку дешевого пива. Пати уже обзавелась такой кружкой и сидела, пощипывая из ведерка попкорн и в нетерпении глядя в гигантский трехмерный экран. Казалось, протяни руку, и коснешься игроков. Рей разглядывал лицо двоюродного внука — молодое и мужественное. Половина девушек страны влюблены в него.