– То и дело. Мне-то привычно… – парень хмыкнул и поднял еще одну стальную тыкалку. – И Дед-Водяной со мной дружит, я ему подкидываю постоянно что-то.
– Что? Кому?!
Ерш пожал плечами и, покопавшись, достал из кармана бушлата пачку карт. Бросил за борт.
– Грят, дед – азартный.
– Я хренею, – Морхольд вздохнул, – вы тут, смотрю, веселитесь, как можете.
– Мы-то? – лодочник как-то нехорошо фыркнул, тряхнув длинным хвостом черных волос. – Мы тут пытаемся не просто выжить, а воду себе назад забрать, смекаешь?
– А то.
– Хорошо. – Ерш заметно мотнул головой. – Ты что про монастырь-то вообще знаешь?
Морхольд хмыкнул. Знал-то не очень и много, не его вотчина, как ни крути. Слухи странные, правду сложно найти. В одном не сомневался: в Христа с Богородицей-заступницей монахи точно не верили, если и имелись у них кресты, так для вида. Раньше. А сейчас так вообще, говорил же лодочник, жертвы рыбе приносят.
– Не знаешь ни фига, – парень немного прибавил, видно, выжимая все силы из движка водомета, заставляя «Ласточку» трястись и вибрировать всем телом, – они же, выродки, не просто так свою тварь кормят в запруде, за монастырем. Прорыли ей ход до реки, но держат там, а у бережка – мостки. Большие, чтобы ненароком не достала. И, слышь, кран там, самый натуральный.
– И?
– Чо – и? Берут человека, трос у крана на конце распущен на хлысты, на них крючья наварены. Вгоняют их в бедолагу и над водой подвешивают. Рыба-то прикормленная, все их повадки знает. И начинает глодать того, выпрыгивая. А те приспускают и приспускают ниже. Настоятель, слышь, смотрит, как та жрет, и с того толкует, что им Глас изрек.
Морхольд кашлянул. Всякое ему встречалось на родной и исхоженной земле. От людоедов между Тургеневкой, захваченной огромной проплешиной болота, и Георгиевкой, селом-призраком, до разросшегося бора рядом с Бузулуком, где правил огромный медведь, ждущий жертв. Был и в разрушенном дачном поселке Раздолье, где гуляли стылый ветер, невесомые призраки и вполне ощутимые огромные пауки. И даже смог немного пройти по смертельно опасной и красиво-золотой Оборотной тропе у Отрадного. Про гадание на жрущей рыбе и останках жертв слышать пока не доводилось.
– Ты-то откуда видел?
Ерш фыркнул.
– Ты сбежал?
– Да. Один из трех, удравших с монастыря. Потому и торгую, работаю с ними, чтобы стать ближе. А потом…
– Ну?
– Чо – ну? Промыслю шаланду побольше, получу от них контракт на воду в бочках, своя-то у них дерьмовая, железом отдает, и песка больше самой воды. Куплю у летунов четыре бочки дизеля и одну – керосина, рулон обоев туда накрошу и гвоздей накидаю. Заплыву в приемник с реки и взорву все к херам. Ясно?
Куда уж яснее.
– А другие мечты у тебя есть, мститель? – поинтересовался Морхольд из вежливости.
– Да. Хочу нормальную яхту и уйти вниз по Волге, до выхода в море, смекаешь?
Надо ж какой Джек Воробей. Пардон, капитан Джек Воробей. Но мечта казалась основательной. Парняга, поделившийся из-за пулемета в бауле и намерений Морхольда прошлым, теперь казался куда серьезнее.
– Почти приплыли, – сообщил он.
Туман уже совсем рассеялся. Берег, пологий и топкий, спускался к реке огромным косым языком, темнеющим косматой спиной-горбом. Откуда-то из-за него тускло моргал свет.
– Там основные здания, стены с башнями, – Ерш сплюнул, поморщился, – а вон там пройдешь – и дальше двух ив, слева, отнорок. Там камыша немного, они его подрубают каждый день, аккурат лодке на тихом ходу зайти. А ты вдоль бережка, держись на светлые бустыли с двумя головешками камыша. Это вешки, гать показывают, типа, на старых мостках держится. Загребай только ногами тише, слышь?
– Спасибо, родной.
Морхольд опустил ногу вниз, наступил, вминая песок сапогом в чулке ОЗК. Земля… Уверенность, сила и вообще. Он ухмыльнулся.
– Пулемет умеешь снаряжать?
– Я много чего умею, смекаешь?
– Приготовь его. Пригодится.
– Здесь?
– Да хоть там, – Морхольд кивнул на черноту, откуда приплыли, – уверен прямо. Тебе сувенир захватить?
– Какой? – удивился Ерш.
– Ну, – Морхольд повесил на плечо дополнительный патронташ к дробовику, – голову чью-то? Руку, скальп, еще что-то. Принимаю заказ, пока не ушел. Заметь, безвозмездно, лишь следуя позывам моей доброй души, звучащей сейчас в унисон с твоей ненавистью.
Лодочник клацнул зубами, точно расплываясь в ухмылке. Нравился пацаненок Морхольду, чего уж греха таить, лихой был и человечный, сразу видно. Даром, что мутант.
– Есть там один редкостный говнюк, слышь? Здоровенно-жирная такая хреновина, как свиноматка, но бородатая. Братом Иннокентием кличут – гладкий, ухоженный, весь такой из себя, носит хламиду из красно-черного бархата с вышивкой. Убивать его не надо, – Ерш вздохнул, – а то план мой сорвется, я ж его подкармливаю левым товаром всяким, вроде, доверять начал. Меня ж никто не помнит из них, пацаном был, лет девяти. Он и не считает, сколько пацанов через него прошло… падла. Прикончишь – план накроется. А так – ничего не имею против членовредительства, смекаешь?
Морхольд усмехнулся в ответ и ушел в синюю осеннюю темноту.