Холодное пламя жизни (сборник)

Шли они почти беззвучно, это-то и немного пугало. Что там этот водяной рукоблуд сотворил с движком, Морхольду было непонятно. Но никакого кашлянья с рычаньем, не считая запуска, пока не слышал. Так… поперхивание.

– Водомет у меня там, сам собирал, – поделился парень, – потому тихо и идем.

Шли на самом деле тихо. В смысле звука и скорости, что и заставляло нервничать. Реку Морхольд любил не особо – за не самую дружелюбную часть ее населения. От чертовых огромных сомов с раками до щук. При мысли о щуках ему становилось совершенно не по себе.

Лекарство от ненавязчивого, пусть и постоянного, страха он держал в руках. От картечи, как подсказывал опыт, никакое существо здоровее не становится. Хотелось верить, что длинные хищные бревна, два-три метра сильного тела под осклизлой чешуей, с поистине крокодильими мясорубками пастей, не пожелают сегодня покормиться рядом с ними.

Река дышала, окружая своей жизнью со всех сторон. Река, еще в сизо-блеклых клочьях расползающегося осеннего тумана, подкидывала лодку на неверной гладкости спины. Вода разлеталась перед острым, окованным сталью, носом Ершиного корыта, попердывающего с кормы выбрасываемой водой и крадущегося к тому берегу.

Река пахла чем-то странным, чужим и незнакомым. Широкой бесконечной водой, бегущей по делам предательски незаметно. Сырыми камышами, вымахавшими кое-где у берега и у островков выше самого Морхольда. Тяжелой густотой заилившихся плесов, ветром, тихим и влажным. Невысыхающим песком косы, горбом выпирающей посреди черного мутного зеркала. Гниющими мелкими водорослями и травой-рогозом на подтапливаемых берегах.

Звуки тут разбегались в стороны странно громко и обманчиво неуловимо. Раскатившееся несколько раз утробное клокотание шло, казалось, чуть ли не из-под лодки. Но прислушайся, так поймешь: кралось оно, перекатываясь погремушкой из сухого гороха, с почти невидимых лесистых берегов позади. Плеск постоянно двигавшейся воды не настораживал, убаюкивал, пряча в себе опасность. Такую явственную, таящуюся под холодной непроницаемой толщей, прячущуюся за плотными остатками тумана, льнувшего к воде.

Жах!

– Твою… – Морхольд развернулся к звуку, щурясь от неверного лунного света. Успел разглядеть бурун, взвихрившийся после сильного движения.

– Хвостом вдарила, – Ерш опасливо покосился вокруг, как-то странно наклонив голову, – охотится, щас само то… смекаешь?

Лодка не пошла более ходко, нет. Ерш остановил корытце, вслушиваясь и всматриваясь еще внимательнее. Плеск сразу стал сильнее, о борт ударило набежавшей водой, еще раз, рассыпалось обжигающе-холодными брызгами.

– Не стреляй, – шепнул парень. – Слышно.

И кивнул на берег вдалеке, едва подсвеченный луной, выползшей полностью.

Потом нагнулся, выпрямился, взяв со дна две длинных жердины. Одну кинул Морхольду. Уже поймав, тот понял – самая настоящая острога, рыбацкая охотничья снасть. С такой здесь, на реке, охотились давным-давно – били добычу покрупнее кованым острым пером с крюком-загибом в сторону, типа багра. На хрена оно сейчас? А, понятно, останавливать больших рыбин.

Морхольд проследил за качнувшейся острогой Ерша, указавшей куда-то вправо. Вгляделся.

Вода разбегалась треугольником, следуя за чем-то, прячущимся под водой. Разбегалась быстро, как будто в атаку на них шла подводная лодка. Быстрая и живая, мать ее, подводная лодка.

Парень пальцами показал – бить будет первым, Морхольд – вторым. Бурун разгонялся все больше, то ли идя на таран, то ли собираясь выпрыгивать из воды. Лодочник, отведя руку с острогой назад, ждал.

Метнул оружие он неуловимо быстро, умело, беззвучно. Темный металл не бликанул лунным светом, глухо ударил, войдя в воду стремительно и неотвратимо. Бурун сбился, начал пропадать… Морхольд добавил, выпустив древко, уже почти падая в воду, вцепившись в накренившийся борт. Ударил, сумев разглядеть темное и блесткое, покрытое наростами, ракушками и нитями водорослей. Вытянутое рыло, сужающееся к концу, уходило вглубь, ко дну. Морхольд не дал.

Острога не подвела, вошла всем металлом, до крюка, сразу за покатой, скользкой головой. Огромный хвост, не имеющий ничего общего с обычным рыбьим, жахнул напоследок, пропадая в пене водоворота, оставшегося после хищника.

– Сука, может, хоть отвлечет, – Ерш сплюнул, шмыгнул перебитым кривоватым носом.

– Чего?

– Грю, уйдет на глубину, кровью приманит еще кого из крупных. Вернее, настоящих крупных.

– А это малек, что ли, был, племянничек? И он живой, что ли?

Лодочник пожал плечами.

– Щуренок, не дорос еще до щуки-то. Да и чего ему помирать, если ты позвоночник не задел, смекаешь?

Морхольд даже не нашел, что ответить.

– Ща… – Ерш полез колдовать в движок, тут же заработавший сильнее. Дрожь передалась лодке, толкнула ту вперед.

– И часто ты вот так туда-сюда, и чтобы отбиваться? – поинтересовался Морхольд, недоверчиво косясь в сторону ушедшей рыбины.

И замолчал.

Бурунов было несколько. И все преследовали незадачливые «челюсти», почему-то уходившие поверху, еле виднеясь торчащим древком остроги.