– Повезло им, что она вообще ноги таскает, – нахмурился Петрович. – Я тебе скажу по секрету – года четыре назад она ребенка ждала. Радостная такая ходила. Она тогда совсем другая была – худенькая, как девочка, глаза на пол-лица, взгляд ясный, волосы пушистые, светлые. Все удивлялись – чего она в Хвате нашла? Правда, он ее на руках носил, все желания исполнять старался, баловал – особенно когда узнал, что ребенок будет. Да только скоро перестали они радоваться – когда врач сказал, что младенец неправильно развивается, а роды будут стоить жизни и ему, и матери. Хват весь черный ходил тогда.
– А я и не помню.
– Да ты вообще вокруг себя мало что замечал – в молодости разве обращаешь на других внимание? Кажется, что весь мир только для тебя создан.
«Хорош мир – станция с закопченным потолком, – подумал Данька. – Коли уж выпало родиться в метро, почему не мог я родиться на Краснопресненской, которая и побогаче, и покрасивее. Там и люстры сверху свисают, и на стенах фигуры, и потолок высокий. А у нас никакой красоты – колонны квадратные, толстые, между ними проемы и потолок низкий, когда-то белым был, но чем дальше, тем грязнее».
– В общем, вышло так, что, когда ночью роды у нее начались, Хвата рядом не было – наверх ушел, – продолжал старик. – Как раз со стажером они тогда отправились. Как же кричала его жена! Все с ужасом прислушивались к тому, что в их палатке творится. Потом она вроде затихла – видно, врач ей дал чего-то. И еще через полчаса врач из палатки вылез – в глазах ужас, руки в крови, трясутся, и он этими дрожащими руками держит кулек какой-то. Никому не показали, что в том кульке, отнесли в лазарет. К утру Хвата все еще не было. И люди шептались, что, может, это и к лучшему – что судьба их с женой в одночасье прибрать решила. Она-то все равно умрет. Ей даже и не говорили, что муж с поверхности не вернулся, а она и не спрашивала, в беспамятстве была.
Но наступил уже следующий вечер, а она все еще каким-то чудом была жива. И врач, покачав головой, сказал, что если больная дотянет до утра, то есть надежда, что будет жить. И всем запретил говорить ей о том, что ее мужа до сих пор нет. Люди знали – если сталкер к утру не вернулся на станцию, то, скорее всего, он уже вообще никогда не вернется.
Но ближе к утру притащился-таки на станцию Хват – измученный весь, на себя не похожий. Один вернулся, без стажера. Первым делом спросил про жену – и скорее к ней. Она без памяти лежала, а он ее за руку держал. А через полчаса его жена открыла глаза, узнала его и попросила пить. Он заплакал даже. В общем, она выжила, но видишь сам, какой она стала. Для одного только Хвата она до сих пор красавица.
– А кулек куда дели? – спросил Данька.
Старик нахмурился.
– Кажется, Хват его на следующую ночь потихоньку наверх унес. А жена его вроде как и не помнит толком, что с ней было. Заговариваться стала с тех пор.
И теперь парень с надеждой вглядывался в лицо Хвата – а тот набрался как следует, отмечая очередное удачное возвращение сверху. И в который раз уже излагал историю своей детской обиды:
– Мать меня в планетарий привела, когда мне два годика было – а меня не пустили билетерши. Сказали: «Чего он там поймет?» Мол, пусть бы хоть четырехлетний был. Вот так взяли какие-то тетки посторонние – и не пустили дите. Власть свою показать решили. Что они понимали про меня? Может, из меня космонавт бы вышел. Может, я бы улетел отсюда к чертям еще до Катастрофы. А потом планетарий на реконструкцию закрылся, надолго, на несколько лет. Мутная там какая-то история была – одни его чинили, потом другие, теперь уже не разберешь. А когда он снова открылся – там такие цены были на билеты, что мать уже и не дергалась. Вишь, детям-то до 6 лет можно было бесплатно в некоторые залы ходить. Но пока планетарий закрытый стоял, пока разбирались, кто ремонтом будет заниматься и чего вообще из него сделают, я вырасти успел. А потом вообще все накрылось… теперь вот сидим под землей, с планетарием по соседству, а мне до сих пор так обидно, что я туда не попал в детстве из-за каких-то вредных бабок. Чего они взялись за меня решать – пойму я или нет, рано мне или нет? Кто им дал такое право? У меня, может, вся жизнь через это под откос пошла. Попадись мне сейчас эта карга старая, уж я бы ее не пожалел…
– Да теперь-то ты можешь хоть каждую ночь туда ходить абсолютно бесплатно, – фыркнул кто-то. Хват вскинул голову, огляделся – казалось, он даже протрезвел слегка.
– Теперь могу, а толку-то? – буркнул он. – Мне тогда надо было.
– Теперь туда лучше не соваться – планетарий ведь с Зоопарком граничит, – отозвался подошедший к костру Петрович, – глядишь, как раз в Зоопарк утащат.
Хват мрачно посмотрел на него, но ничего не ответил.
Данька измаялся от ожидания. Хвату, казалось, не до него было – говорили, что жена его снова расхворалась. Но вот наконец настал вожделенный день, когда сталкер, увидав парня, буркнул:
– Ну, стажер, готовься. Пойдем сегодня наверх. Может, даже заглянем в этот… крематорий.
И, увидев изумление в глазах парня, досадливо чертыхнулся: