— Чтобы посмотреть на рифы. Не хочешь? Тогда поедем в Пекин, ты же мечтал увидеть парк «Поднебесная». А может полетим на Селению или укатим на Марс? Хочешь?
— Хочу, конечно! Грех отказываться! — широко улыбаюсь я.
Вот только забыть не смогу. Не сумею. До самой смерти.
Преступник должен быть наказан. Это непреложное правило.
Хотите узнать, как завершилось дело? Что же… я готов рассказать. Прошло время, и я оправился, совладал, наконец, со своими чувствами. Я смирился.
А тогда, возвращаясь на Землю, я и представить себе не мог, что раскрыть дело куда легче, чем упечь душегубов за решётку. Я ещё не знал, что во имя справедливости придётся заплатить невероятно высокую цену.
Глава 14
«Уголовный кодекс Селении с комментариями и пояснениями» и «Обзоры судебной практики» за прошедшие пять лет. Вот с какими документами я работал последние четыре дня. Изучил их от корки до корки, читал каждую статью, каждое пояснение по несколько раз. Станция была приписана к Селении, а значит судить учёных и учредителей программы должны были по её законам. Селения, крупнейшая лунная агломерация, уже давно получила широкую автономию от ЕАК. И хотя лунные законы не должны были противоречить земным, на практике этому правилу следовали далеко не всегда. Никаких сведений о запрете опытов над людьми… Скверно… Ни одного прецедента. И что делать? Если бы только дело передали на Землю… Но для этого требовалось разрешение Конвента, а в нём заседали чёртовы магнаты.
Что же делать?
Эжени предложила погостить в квартире её матери в Новом Амстердаме, занимавшей целых три этажа. Я принял предложение, хотя очень хотел вернуться домой. Мама ужасно беспокоилась, звонила по пять-шесть раз на дню. Похоже, подозревала, что со мной не всё в порядке. Да ещё и бабуля разбушевалась, приступы неконтролируемой ярости повторялись всё чаще и чаще (наверное, встреча с послом Лу'Каасом окончательно вывела её из равновесия), и мама боялась оставлять её одну. Я должен был вернуться в Льеж и помочь матери, я оставил её в самый неподходящий момент. Однако мама не должна была увидеть меня слабым, разбитым и больным. Ещё не доставало, чтобы она ухаживала за мной, хватит ей и бабушки. В голове коварными занозами засели следующие мысли: что если носители гена X — ответ на все вопросы? Что если с нашей помощью можно победить слабоумие? Вдруг Хильда фон Вейнер была права, и я могу помочь бабушке? Не могли же доктора преследовать только корыстные цели?
Вот ведь беда! На проклятой станции я так не думал, и учёные казались монстрами. Но ведь это неправда. Они могли поставить перед собой и благородные цели, вот только средства выбрали самые омерзительные. Никакая цель подобные средства не оправдывает!
Едва ли я приносил много пользы, полёживая в кровати и изучая кодексы. Хавьер, Каролина, командор и Эжени, в отличие от меня, не валяли дурака. А я проходил курс реабилитации, вернее бездельничал. Кажется, лечение не шло мне на пользу, я чувствовал слабость и испытывал отвращение к лекарствам. Тогда я думал, что никогда от него не избавлюсь.
Мне досталась поистине роскошная комната, по площади она была сопоставима с моей квартирой. Я мог валяться на кушетке, которая стояла на балконе, жариться на солнышке и дремать. Я не знал, чем заполнить прорву свободного времени, не мог спать и слонялся по дому бледной тенью. Тенью с горящими лихорадочным огнём глазами. Выглядел я так же мерзко, как себя чувствовал.
— Нашёл что-нибудь полезное? — Эжени вернулась домой к полудню. Она была вынуждена несколько часов беседовать с журналистами, вместо отца отвечать на вопросы об обыске, который был проведён в его офисе.
— Нет, но, как я и говорил, можно применить аналогию… эй… ты не хочешь слушать! — Эжени отсоединила от моего лба датчики компа.
— Плохо выглядишь! Опять забыл принять лекарство?
Тьфу! Я и не предполагал, что она окажется такой заботливой. Эжени тряслась надо мной, словно я был тяжелобольным и заставляла соблюдать все предписания врачей, которых я отныне боялся, как огня. Дожили!
— Тошнит уже от этих лекарств!
— Не будь ребёнком! — нахмурилась девушка. — Тебе нужно как можно скорее вернуться в прежнюю форму. Если не будешь делать, что велено, запру в медицинской капсуле.
Я фыркнул.
— Не веришь? Я не шучу, Алекс! Я беспокоюсь! Ты подозрительно медленно поправляешься.
К слову, не я один. Восемь спасённых подопытных находились в тяжёлом состоянии. Проклятые учёные могли погубить этих несчастных! Судя по всему, интенсивные исследования проводились в течение последних трёх-четырёх месяцев. Начало им, разумеется, было положено гораздо раньше, и поэтому профессор Никифоров и Акира Иширу вышли на тропу войны. Но в последние месяцы учёные слетели с катушек, наверное, узнали, что под них копает Севр. Они до смерти хотели получить ответы на волнующие их вопросы. Пустое… Всё это пустое… Загубленные жизни — вот она, цена открытия века.
— Со мной всё будет в порядке. Лучше расскажи, Эжени, как прошло интервью.