Девушка оглядела меня оценивающим взглядом, закатила глаза, скривилась и плюхнулась в кресло, не боясь изменять узкую чёрную юбку и расшитую жемчужинами блузку.
— Задавали каверзные вопросы. В офисе отца не нашли ничего стоящего, но сам факт обыска… Подумать только! Василия Логинова в чём-то подозревают! Все довольно потирают руки. Послушай, Алекс, — лицо Эжени приняло страдальческое выражение. — Рано или поздно канцлер Холинвуд даст «добро» на передачу журналистам данных о «Снежном королевстве». Да, уверена, он сделает это, если магнаты откажутся сотрудничать. А они откажутся. Будут до последнего отрицать свою причастность, будут говорить, что спонсировали создание холодильных установок и прочей ерунды, станут тянуть время.
— Но что это даст? И ежу понятно: они всё знали.
— Да, но за это время технократы придумают, как замести следы, успеют подготовить жалобу в Суд, оспорят результаты выборов в Тинг… Уверена: они будут шантажировать канцлера, поэтому он уже сейчас давит на них и угрожает предать дело огласке. Ох, какой поднимется скандалище, Алекс! Моя семья и без того опозорена… Как только всё станет известно, я никогда не избавлюсь от репортёров, — она поёжилась. — Они с меня не слезут, будут преследовать, и вряд ли я смогу работать. А как же мои шоу, благотворительные вечера, дети, которым нужна помощь? Я не буду знать покоя… — Эжени, бедняжка, выглядела настолько несчастной, что у меня защемило сердце. Что я мог сделать для неё? Какую мог поднять ношу, чтобы ей стало легче? Должен же я приносить хоть какую-то пользу! Я сполз с кровати, присел на корточки напротив девушки и крепко сжал её ладони.
— Эжени, ты ведь знаешь, что бы ни случилось, мы справимся с этим вместе. Ты ведь знаешь! Ты меня вытащила, и я…
— Будешь поддерживать меня потому, что я тебя вытащила? — горько улыбнулась девушка. Она была расстроена, но в глазах не было слёз, только гнев. Значит, и эти трудности не смогли сломить Эжени.
— Не только поэтому. Неужели забыла? Я тебя люблю. Ты ни в чём не виновата, Эжени, и не должна расплачиваться за чужие ошибки.
— Но судить будут меня. Найдут, к чему придраться. Сначала дядя, теперь отец. И оба связаны с этим мерзким делом. Утром я говорила с отцом. Не успела тебе рассказать…
Что же… Не могла же Эжени игнорировать его вечно.
— Аннулировал твой пропуск на космодром?
— Ага, теперь не получится угнать корабль, — она вымученно улыбнулась. — Но это неважно. Теперь я понимаю, почему отец отказывался участвовать в поисках дяди. Он
А вот это плохо! Очень плохо! Неужели?!
Глаза девушки налились кровью, она смотрела не на меня, а сквозь меня. В тёмных омутах глаз полыхало адское пламя. Я стиснул её руки, крепко сжал пальцы, надеясь вывестииз ступора.
— Эжени, милая, мы должны во всём разобраться. Слышишь?! Что сказал твой отец? Неужели он проговорился?
— Можно сказать и так. Он заявил, что сделал это ради меня, ради меня спонсировал программу. Как и дядя, пытался помочь мне. Я ему не верю. Нет, не верю, Алекс! И никогда не поверю. По его желанию я стала такой, по его вине. Я была его проектом, экспериментом! И отец не думал о последствиях, ему не было совестно. Он ищет выгоду, во всём. И плюёт на мнение других. Мне придётся встретиться с ним, — Эжени тяжело вздохнула. — Он уладит дела в Москве и примчится сюда. И тогда я всё узнаю, Алекс! Я заставлю его ответить на все вопросы. И если пойму, что… если выясню, что дядя погиб из-за него, что он выгораживал себя… я не знаю… не знаю, что сделаю с ним… Не знаю… не знаю…
— Значит, я пойду на встречу с тобой. Я не хочу, чтобы потом ты жалела о содеянном.
— Думаешь, буду жалеть? — изогнула бровь девушка. Её глаза зло сверкали, точно у дикого зверя. Сильная и опасная, непредсказуемая — моя Эжени. Я не хотел, чтобы она наделала глупостей.
— Будешь.
— Ни за что!
— Будешь. Он всё-таки твой отец.
— Если он отнял у меня дядю и пытался забрать тебя, то жалости он не заслуживает. Я и так простила ему то, что он сделал со мной, — горячо зашептала девушка. — Я буду рада, если ты пойдёшь со мной. Мне нужны твоя поддержка и твоё благоразумие, Алекс. Но если ты меня любишь, то позволишь поступить так, как велит моя совесть.
— Ну… тебе, Эжени, трудно что-то запретить! — усмехнулся я.
Она снова поёжилась.
— Я не собираюсь устраивать самосуд. Поверь мне! Но и тёплого приёма пусть не ждёт. Алекс… — Эжени замялась и опустила глаза. Она стыдилась своих чувств. — Мне уже давно не было так страшно, как теперь. Трудно признаться, но всё так. Я боюсь за тебя, за себя, за Стасю, за Хавьера. Даже за командора, хотя он всех нас переживёт.