Холодное утро в 3018

— Это плохо? Думаешь, мне стоит уехать? — я подскочил, как ошпаренный. Эжени улыбнулась.

— Думаю, тебе стоит с ней познакомиться, Алекс. Она странная и не видит дальше своего носа, но знает уйму интересных вещей. Она развлечёт тебя разговорами. Если захочешь слушать, расскажет и о мумиях, и о древних городах, ушедших под воду, и о войнах…

— Звучит заманчиво, Эжени!

— Прежде я не знакомила её с парнями. Немного нервничаю.

— Узнав, что я живу в Среднем районе, она рассердится? — забеспокоился я.

— Вряд ли. Я боюсь: она и имени твоего не запомнит. Вот если бы тебе исполнилась тысяча лет… Просто… знакомство с родителями и прочая чушь практикуются в нормальных семьях, а Логиновы и Никифоровы уже давно к ним не относятся.

* * *

Эжени и её мать поразительно похожи друг на друга. Обе хрупкие, с пышными каштановыми волосами. Марина Никифорова выглядит очень молодо и кажется не такой суровой барышней, как Эжени. Задумчивая и рассеянная, она частенько говорит невпопад, задаёт одни и те же вопросы, но неизменно вежливо улыбается. Она мне нравится. Как и говорила Эжени, её мать рассказывает удивительные вещи: о глубоководных раскопках и о реставрации найденных артефактов.

В тот день она не задала мне ни единого провокационного вопроса, и её нисколько не смутил тот факт, что я гостил в её доме. Марина Никифорова не говорила ни о бывшем муже, ни о погибшем брате, ни о расследовании, в котором участвовала дочь. Казалось, её это не волновало, казалось, она жила в параллельной реальности. Странная женщина! Женщина-учёный, как и Хильда фон Вейнер, такая же умная, но совсем другая…

— Мама, я хочу спросить: рассказывал ли дядя о своей работе? — Эжени маялась без дела. Её мама склонилась над столом и внимательно разглядывала груду каких-то черепков. Я углубился в чтение очередного обзора судебной практики.

Марина Никифорова так и не оторвала взгляд от драгоценных объектов исследования.

— Пётр мог часами говорить о своей программе, его было невозможно остановить.

— Нет, я говорю не о программе, — Эжени присела на край стола матери. — О том, над чем дядя работал в последний год, — я навострил уши. — Может быть, он обмолвился… хоть словом…

— Женя, неужели ты продолжаешь расследование? — миссис Никифорова, наконец, подняла глаза на дочь. Мама Эжени выглядела испуганной. — Мне казалось, всё ясно. Дорогая, твоё рвение беспокоит меня! Понимаю, невозможно без содрогания читать то, что теперь пишут про Петра, но что поделаешь? Твой дядя сотрудничал с Гильдией, это факт, и ничего не исправить. Придётся перетерпеть, дочка, придётся смириться.

Эжени фыркнула.

— Ты слишком долго пробыла в экспедиции, мама. Всё пропустила. И новостные ленты не читаешь. Дядю убили гильдейцы, но работал он не на них. Всё гораздо сложнее.

Казалось, мать и дочь совершенно забыли обо мне. Неловко! Я должен был убраться восвояси, но уж больно было любопытно, и я остался.

— То есть? Что ты выяснила, Женя? — побледнела миссис Никифорова.

— Так дядя не рассказывал, над чем работал? Вы ведь хорошо ладили, делились успехами, — Эжени не торопилась отвечать, чем ещё сильнее нервировала мать.

— Нет, мы ведь очень редко виделись. Целый год я провела в экспедициях, и он был в разъездах. Мы почти не разговаривали. Теперь я жалею об этом. Так что ты выяснила?

Я видел, как ладонь Эжени сжалась в кулак, как напряглись её плечи. Она продолжала бороться за репутацию дяди.

— Я не могу объяснить… слишком сложно и запутанно. Но дядя не работал на Гильдию, он был замешан в другом деле… В ужасном деле мама! И когда он захотел вырваться, ему пригрозили… Он знал, что обречён, поэтому оставил подсказки. Хотел, чтобы я во всем разобралась. Это было сложно… Этого недостаточно, чтобы вернуть ему доброе имя. Но я стараюсь. Пожалуйста, вспомни: рассказывал ли дядя хоть что-нибудь о своей работе? Может, он говорил об отце?

— О твоём отце? Причём здесь он? — и тут Марина Никифорова ахнула. — Ты считаешь: он замешан? Эти обыски! Небеса!

— Мама, успокойся, пожалуйста, и вспомни. Это важно!

— Н…нет… Я не помню. Ты же знаешь, он не ладил с Василием, никогда не ладил. И Пётр никогда не упоминал, что Василий спонсирует его проекты. Мы не говорили о твоём отце. Но … возможно, я просто забыла. Я постараюсь вспомнить, — мама Эжени была потрясена. — У меня сохранились письма, файлы твоего дяди, даже его рукописи.

— Миссис Никифорова, извините меня, — встрепенулся я. — Где вы храните эти документы? В Москве?

— О нет. Все важные документы держу при себе. Куда я, туда и они. Но, боюсь, в них не будет ничего полезного…

* * *

Питер Никифоров действительно не оставил сестре никаких важных документов, но в этом хламе мы обнаружили кое-что ценное.

— Откуда у тебя ключ-карта от кабинета отца? — ахнула Эжени.

— Ключ-карта? Какая? Ах, эта! Не знаю… Наверное, ты оставила, Женя. У меня никогда не было этого ключа.

Эжени широко улыбнулась и прижала карту к груди. Она что-то задумала!