У Жени не было сил кричать, ругаться, доказывать свою правоту, опровергать слухи и домыслы. Она отключила большую часть гаджетов, в том числе комп, отказалась разговаривать с Алексом и Хавьером, которые позвонили в первый же день и попытались успокоить. Надо же! Какие милые! Большинство подруг и поклонников злорадствовали, а эти парни выглядели искренне расстроенными. Хавьер и вовсе обещал поднять вопрос о проверке всех сотрудников парижского управления на вшивость. И, кажется, его начальник, офицер Фрост, обещал помочь. Она не знала точно, не пожелала слушать и выключила коммуникатор, боялась, что разрыдается в голос от жалости к дяде, к себе, от благодарности к добрым мальчишкам. Стася утешала подругу, как могла, но Женя не любила душеспасительные беседы и, в конце концов, попросила оставить её в одиночестве. Стася волновалась и звонила каждые несколько часов, но у Жени не было желания болтать. На этот раз она даже не пыталась вести себя, как должно, и делать то, что требуется. Она забыла об обязанностях, хотя дни были расписаны по часам. Утренние съёмки телешоу, дневные пресс-конференции, репортажи, поездки, вечерние съёмки, встречи с фотографами, благотворительные акции, работа над социальными проектами, привлечение спонсоров, встречи с детишками в школах и больницах, беседы с их родителями, посещение приютов, званые ужины у друзей отца. Женя порядочно выбилась из графика, накопилось много «долгов», а самое главное, её ждали дети, несчастные, больные, брошенные, с которыми девушка проводила так много времени. Не потому, что это поднимало авторитет её семьи, привлекало внимание к её персоне, а потому, что рядом с ними ей не нужно было притворяться, доказывать правоту, отстаивать свою позицию. Женя нужна им такой, какой она была, и они нужны ей, наверное, потому, что более не были нужны никому.
Тогда же она забыла о них, забыла обо всём. Со дня исчезновения дяди Женя точно катилась по наклонной, всё быстрее и быстрее, и никак не могла остановиться. Она так сильно хотела найти профессора, спасти его, что само это желание разъедало её изнутри, как кислота. Она не успела помочь, она его потеряла, но так и не нашла в себе силы осознать этот факт, осмыслить его и принять. Девушка продолжала двигаться по инерции, забыла о страхе и нерешительности. Она думала, что вот-вот разгадает оставленную дядей загадку, во всём разберется, и тугой узел, до боли сдавивший внутренности, ослабнет. Но вопросов стало слишком много, куда больше, чем ответов. И Женя перегорела, как лампочка. Наконец, остановилась и осознала: сил не осталось. Не осталось ничего.
В какой-то момент девушке даже понравилось хандрить, ведь можно было выспаться, поваляться несколько часов в ванной или пожевать печенье, лежа на софе с любимой книгой в обнимку. Женя даже начала наслаждаться таким образом жизни и потихоньку приходить в норму, когда Миа — искусственный интеллект дома — объявила о визите мистера Александра Орелли. И вот тогда-то посреди ясного неба раздался гром. Женя вскочила на ноги, отчего-то заметалась по комнате, а в голове бушевал вихрь разномастных мыслей-вопросов:
«Что ему надо? Что случилось? Ещё кого-то убили? Неужели утешать пришёл? Рубашка вишневого цвета мне идет, разве нет?»
Алекс в форме гвардейца, слуга закона, таращился, как восторженный мальчишка. Но, разумеется, не на бледную и растрёпанную Женю, казавшуюся кукольной и совершенно нескладной в мешковатом, как у пилота грузового корабля, комбинезоне. Он пялился на огромные стеклянные лифты и на лестницу с мраморными перилами, ведущую на дополнительный этаж. Вряд ли он часто посещал Верхний район.
— Чего тебе? — хриплый сердитый голос Жени оторвал юношу от созерцания робота-швейцара, вышагивавшего в противоположенном конце коридора. Алекс вздрогнул и уставился на девушку. Он смотрел с тревогой, или показалось?
— Что у тебя стряслось, Эжени?
— Стряслось?
— Стейси сказала, что нужна моя помощь. Это она привезла меня. Так зачем я тебе понадобился?
Ну Стася! Ну лиса! Проницательная зараза. Она как-то догадалась, что броня подруги предательски сползает в обществе Алекса. Женя никому не позволяла себя утешать, не желала слушать ласковые слова, замыкалась в себе и не выдавала чувств. Не смела обнажать их ни перед кем, не подпускала даже близкую подругу. Алекс Орелли — проклятый умник, холодный снаружи и тлевший внутри — был первым, кому она открылась. Беспрецедентный случай. Да ну! Глупая ошибка! Она потеряла дядю и была не в себе. Второй раз такое не пройдёт. Женя и на порог не пустит этого парня, нечего ему тут делать. Ей и одной хорошо, она не ждала гостей. Женя не собиралась изливать душу, чтобы там ни надумала Стася, ей это не поможет.
— И где же она сама?
— Собиралась припарковаться и подняться следом за мной.
— Она нагло обманула тебя, балда. Бросила здесь, — усмехнулась Женя.